– А мне завтра придется пойти в театр.
Бабушка стала поспешно искать что-то в сумке.
Тогда я вдруг… неожиданно для самого себя произнес:
– Пойдем со мной, бабушка. У меня есть лишний билет!
Родители очень обрадовались. Оказалось, что они и сами отправились бы со мной, потому что в детском театре взрослым гораздо интереснее, чем детям. Они бы с удовольствием поменялись с бабушкой, если бы она могла вместо них пойти в ту компанию… А бабушка еще ниже склонилась над своей сумкой. Она продолжала что-то искать в ней. Но теперь уже, мне казалось, от радости.
– Надо будет сделать прическу, – сказала она. – Но в парикмахерскую завтра не попадешь! Я надену свое черное платье. А? Как вы считаете? Оно не будет выглядеть траурным?
– Черный цвет – это цвет торжества! – радостно возразил папа.
И бабушкин театральный бинокль тоже был торжественно-черного цвета.
– Хочешь посмотреть? – спросила она еще до начала спектакля.
Я взял бинокль… И навел его на Галю Козлову, сидевшую в бельэтаже.
«Как здорово! – думал я. – Как здорово… Я от нее далеко, а она – рядом со мной, совсем близко. Но этого не замечает! Я могу тайно разглядывать ее подбородок…»
В это время бабушка обратилась к моему соседу по парте, который и в театре оказался нашим соседом:
– Дай-ка мне на минуту твои очки. Я думаю, оправа для тебя неудобно… Велика! Совсем не видно лица. И стекла плохо протерты. При такой люстре это сразу заметно! Протирать нужно вот так…
По профессии бабушка была глазным врачом. Если рядом с ней оказывались люди в очках, она обязательно проверяла, хороша ли оправа, годятся ли стекла. Мечтая поехать к своим дочерям, она говорила:
– Посмотрю там… какое у внуков зрение!
Ей хотелось, чтобы все на свете хорошо видели.
«Вот если бы у Гали Козловой слегка заболели глаза… – мечтал я тогда. – Чуть-чуть заболели бы и всего на несколько дней… я отвел бы ее к своей бабушке!»
Огромная, словно добела раскаленная люстра начала остывать, остывать… Медленно, как бы нехотя раздвинулся занавес. И на сцене появился мальчишка. Он шел, останавливался, думал. И снова шел… И я верил, что он идет к старой женщине, которая полвека была учительницей, а потом заболела, покинула школу. А жить без ребят не могла. И мальчишка решил победить ее одиночество…
Когда огромная люстра под потолком стала вновь раскаляться, бабушка ткнула пальцем в программку, ту самую, которую я собирался хранить всю жизнь, и сказала:
– Она… волшебная актриса!
– Которая играет мальчишку?
– Да… – Бабушка помолчала. И добавила: – Потому что она – это ты. Сегодня, по крайней мере…
– Ну что ты?! – скромно возразил я.
– Пойдем в буфет, – предложила бабушка. – Я обожаю толкаться в театральных буфетах!
Мы вышли в фойе. Я думал, что ребята будут молча посмеиваться, увидев меня с бабушкой. Но никто не посмеивался.
В буфете на нас налетела мамаша из родительского совета и воскликнула:
– Это замечательно, что ты пришел с бабушкой. Не постеснялся!
– Бабушка, идем скорей. Вон какая очередь! – сказал я.
– Ну, нет! – возразила она. – Старуху в детском театре должны пропустить вне очереди.
Ее пропустили… Уже добравшись до самой буфетной стойки, она обернулась и крикнула мне:
– Ты любишь яблочные пирожные?
– Люблю, – неискренне ответил я. Поскольку понял, что бабушка их очень любит.
Сейчас, через много лет, я думаю: «Как жаль, что бабушку не видели в тот вечер ее дочери, жившие в других городах… Они бы поняли, как легко было сделать ее счастливой!»
– Теперь уже мой сын ходит в школу…
– А я стала бабушкой!
– На сцене…
– И в жизни, – сказала она, опираясь на мою руку. – Как скользко…
– Мы живем в другом городе… Я приехал в командировку. Вечером подошел к театру. Вижу: все – как раньше! Классная руководительница привела на спектакль шестой класс. Один мальчишка у нее заболел, и она предложила билет. – Помолчав, я добавил: – Спасибо вам…
– За что, в самом деле?
– Вы продлили для меня ее жизнь! Вы заставили меня вспомнить… А ей в тот далекий вечер вы помогли… ясней разглядеть меня. И она стала счастливее. Разве это не чудо?
Актриса крепче оперлась на мою руку, хотя льда в тот момент у нас под ногами не было.
1975 г.