— Чего извольте? А я не Веденей даже.
— Что ты говоришь! Не могла же я забыть твоего имени. Еще ты нас с Ташей на лошади катал.
— Никак нет.
Сгорбленный старик, ковыляя, уже спустился с крыльца и подошел к компании.
— Что им угодно? Чего вы, господа, спрашиваете?
— Николай Егорыч! Вы меня узнаете?
— Простите, вы ошиблись! Я не Николай Егорыч. Извините-с. Я Матвеев-с. Парамон Ильич. Извините!
— Да позвольте! Гм… Странно. Вы, значить, этот дом перекупили у Тягиных?…
— Ничего я не перекупал… Сам-с, простите, по строил.
— Гм! Давно?
— Сорок пять лет-с уже тому.
— Ничего не понимаю! А вы Козяхиных помните? Ваших соседей!.. А? Это моя настоящая фамилия.
— Никаких Козяхиных не знаю, — сказал старик с некоторой даже обидой в голос. — Даром изволите говорить. Занапрасно.
— Ах, ты. Господи! Ведь моего отца вся Мельничная улица знала. Вот, в этом красном домике… Господи. Ведь это всё мое детство!..
— Может-с быть, может-с быть. А только это не Мельничная улица, а Малая Слободская.
— Не понимаю, — растерялась Марья Николаевна… — Неужели? И вы всё время жили в Калитине?
— Никогда-с, сударыня, там не был. Оно хотя Калитин от нашего Сосногорска и в семидесяти верстах — а не случалось бывать.
— Так этот город — не Калитин? — спросил комик.
— Сосногорск, извините… Так уж он у нас и обозначать: Сосногорск. Рановато, сударыня, с поезда слезли. Еще часа два до Калитина.
Все постояли с минуту и потом, повернувшись, пошли к вокзалу. Молчали.