— Надеюсь, сегодня ты вернешься домой ночевать! — слышу вдогонку — на всю губернию.
На улице я чуть не впадаю в истерику: полчаса не могу поймать машину, опаздывая на встречу. Это единственный город в мире, где не хотят заниматься извозом. Наконец, оценивая мой костюм, один соглашается — за две пачки американских сигарет. Что соответствует примерно пятикратной плате.
На встречу я успеваю, подгоняя «извозчика». Панически ненавижу опаздывать. Зам. редактора по прозе, которая уже полгода мусолила мой рассказ «Болезнь куклы», присланный еще из Нью-Йорка, знакомит меня с главным редактором. Он небольшого роста, по-европейски одет и на редкость стройного телосложения для здешних мест. Она почтительно закрывает дверь, и мы остаемся одни.
— Михаил Малинов. — Он резво жмет мне руку.
— Алексей Сирин, — отвечаю я на рукопожатие.
— Я много слышал о вас от Тамары Романовны. Честно скажу, рассказ ваш мне понравился. Прочный, твердый, реалистичный. Я бы его с удовольствием опубликовал! Но тогда все эти Аданьевы, Баклажановы и Вознесельские загрызут меня, что я их прозу не публикую в журнале.
— Что же публикуете тогда?
— Только детективы и приключения. Это мой дамасский щит. Я им всем так и говорю. Понимаете, Алексей, у меня журнал выходит тиражом в два с половиной миллиона. На Западе, наверно, о таких тиражах и не слышали. Журнал выходит двенадцать раз в год, и я знаю, что хочет читатель. Хочет он одного — детективов.
— Какая тоска, — невольно вырвалось у меня.
— Согласен. Я их сам читаю с зевотой. Только потому, что нужно отбирать в номер. Я бы с большим удовольствием публиковал прозу Набокова или Сирина. Но не могу себе этого позволить. У меня ведущий по тиражу и популярности в Империи журнал, и я не могу потерять читателей, начав публиковать хорошую прозу.
Народу нужно чтиво, а не литература. Если вы слышали на Западе, мы теперь становимся коммерческими, независимыми изданиями. Я не подчиняюсь больше никому. Могу публиковать все, что хочу! Но не могу терять читателя. Цены на бумагу увеличились в десять раз, нам придется поднять стоимость журнала вдвое. Тираж, естественно, снизится, но, если я удержу его на рубеже одного миллиона, подняв цену, это будет прекрасно. Я ведь должен платить бухгалтерам, секретаршам, писателям, журналистам, художникам, фотографам, доставщикам, распространителям, членам редколлегии — всем. А деньги эти я могу получить только от подписки и продажи.
Он улыбнулся.
— Так что видишь, совсем капиталистический подход. Выживешь или не выживешь, все зависит от рынка. И я хочу, чтобы ты понял меня правильно, Алексей. От публикации одного твоего рассказа я не потеряю читателя, а может, и наоборот, но на меня тут же набросится свора матерых, прозу которых я ни разу не пропустил в журнал, и я наживу себе врагов. Зачем они мне?
Зазвонил телефон, и он, извинившись, поднял трубку. Я огляделся в просторном кабинете с большими окнами и каким-то длинным письменным столом.
— У меня писатель из Нью-Йорка, позвоните позже, — отрезал он и повесил трубку.
— Можно посмотреть ваш журнал?
— С удовольствием, почту за честь.
Он открыл дверцы высокого стенного шкафа, где аккуратными столбиками лежали сложенные мягкие обложки.
— Вот последние три номера. Вам в подарок.
— Спасибо большое. Я собираю все!
Журнал действительно абсолютно переменился, на обложке — картинка с названием зазывающего детектива.
— Он стал походить на американский журнал «Ридерс дайджест», — сказал я, листая.
— Что-то есть, — ответил главный редактор, сев напротив. — Как живется в Америке? У вас есть семья?
— Два малыша, я разведен.
— Сочувствую. А у меня вот сын страдает сильно желудком. Нужен японский неочищенный рис, но его не достать нигде.
— У вас есть визитная карточка?
— Да, да. — Он достает со стола и протягивает мне атласный квадратик.
— Через четыре недели (я здесь буду еще две) вам позвонят и передадут японский рис. Единственное, чтобы кто-то подъехал забрать.
— Конечно, конечно. Алексей, мне неловко утруждать вас. К тому же это стоит денег и времени.
— Дети и книги — единственное, что есть стоящее на этой земле.
— Спасибо большое, я вам безмерно благодарен.
— Это пустяки.
— Вы обмолвились, что собираете библиотеку. Я вам приготовлю кое-что к следующему разу. Надеюсь, мы еще увидимся? — Он взглянул на часы.
— Я хотел бы поговорить, посоветоваться с вами об издании моих книг. Так как вы в гуще…
— С удовольствием. Давайте условимся о встрече на следующей неделе: понедельник, вторник — выбирайте!