Через четыре минуты они уже ехали в конец левого крыла — вход был отдельный. Перед тем как зайти, они успели задать друг другу только два вопроса.
Он:
— Откуда ты знаешь это место, ты здесь когда-нибудь была?
Она:
— Ты так бы и ехал целую вечность, если бы я тебя не остановила?
Он молча улыбнулся про себя. Они вошли в номер. Ему вдруг отчетливо показалось, что в глубине комнаты кто-то есть. Он подошел к выключателю.
— Не надо света.
Почему ее платье из лилового превратилось в белое, подумал он. И не сразу догадался.
— Иди сюда.
Он повиновался.
Она стояла уже около большой кровати. (Такой большой, что она едва не доходила ему до…)
— Коснись. — Она взяла его руку, и он вздрогнул от горячего тока ее руки.
— Скинь. — Она коснулась его пиджака и рубашки.
Он раскрыл рот.
— Молчи, только молчи…
И вишни мягких ласковых губ впились ему в зубы. Язык заскользил по бухточкам десен. Он неосознанно сжал ее рот своими губами, сомкнув их, всосав вишни до конца. До ушедшей вглубь щеки.
Это был их первый поцелуй.
Потом — он так и не мог вспомнить как — он разделся.
Сначала он дотронулся до ее талии. Она была уже голая. Она потянула его сама, не дожидаясь. И первое, что он почувствовал, когда она опустилась на кровать, ее большая и упругая грудь, подмявшаяся со вздохом под него. Ее горячее дыхание. Она глубоко дышала, начиная стонать. Он едва успел коснуться поцелуями ее щеки, глаза, скулы, подбородка, шеи, как почувствовал, что сейчас сорвется дикая волна и накроет его с головой, впустую.
— Сейчас, сейчас, — услышал он вздрагивающий голос, и руки стали тянуть его тело.
Он резко вошел в нее, без мягкости, сминая все, и через секунду забился в малейшем сладчайшем пространстве ее тела.
Крик, хрип и вопль одновременно вырвались из ее рта. Она кричала, двигаясь в ритм его тела, извиваясь лозой, белкой, змеей вокруг него, то обхватывая, то отпуская его бедра. Он вонзался в нее безостановочно все быстрей и быстрей. Она тонко вскрикивала, вжимаясь властно в него. И это уже катилось; начиналось, рвалось, стремилось, заполняя, накрывая, заполоняя. Ее дикий вскрик, его стон, рывок, шар, волна, судорога, дрожь, дерганье, бьющиеся тела, зубы, сомкнувшиеся на плече, смятые, с вдавленными сосками груди. И ее дикий визг на протяжении минуты (последняя судорога истомы), опускающейся и текущей волны.
Он поцеловал пот ее подмышки, лизнул волосы, расслабил объятья, захват, освободил ее грудь. Она еще сильно дрожала, глубоко дыша, конвульсивно вздрагивая всем телом.
Он почувствовал, как щиплет спину от прорвавших кожу ногтей. Она коснулась губами его кожи на переходе к шее и закусила слегка.
Выдохнув, сказала:
— That was great.
Он понял, что она далеко не любительница и не начиналка.
Чуть позже она, не спрашивая, освободилась из-под него, встала и пошла в ванную.
Теперь он не верил, что когда-то давным-давно обладал ею…
Он зашел в ванную, ослепленную светом. И, увидев впервые… Она попыталась прикрыть тело рукой.
— Я хочу посмотреть.
Она опустила руку… Сколько лет он бы ни жил, Филипп знал, что никогда не забудет этой юной богини тело. Сколько лет! И всегда, всегда будет хотеть его.
Желать и мечтать, и не видеть.
— Я помоюсь, — утвердительно сказала она. Он не смог ни оторвать взгляда, ни двинуться.
Подойдя, она поцеловала его в ключицу. Она уже пришла в себя. А Филипп остолбенел, как китайский болванчик.
— Я хочу помыться, — повторила она.
— Я посмотрю.
Он запомнил и эту процедуру на всю жизнь. И не забудет никогда. Знал, что будет помнить и тонкий волосок лобка и мыльный пузырь, капельку покрасневшей воды, и пальцы, раздвигающие губы… Уходящие внутрь.
Он смотрел, не находя сил отвернуться, даже ему стало неловко, — он никогда не видел таких бедер и не представлял, что такое существует.
Она окончила и развернулась вся к нему.
— Хорошо. Пойдем. Я тоже хочу.
Они скользнули на простыни, и он сразу сжал, зацеловывая, ее груди, лаская соски, вдвигая между колен — колено.
— Еще резче сделай в этот раз, — сказала она. Он послушался.
Тела их бились в эту ночь еще несколько раз, орошая друг друга. Но все это слилось в один долгий раз. Он слабел и безумел от ее крика.
За ночь они сказали всего несколько фраз (как продолжение дел).
— Я никогда не представлял, что ты так…
— Поэтому я и просила, чтобы соседняя комната…
— Я не знал, что ты такая… страстная.
— Темнота действует на меня… очень. Я сама не своя становлюсь. И ты подошел мне — идеально…