Она ответила сама.
— Зд-равствуйте, — он запнулся.
И вообще поплыл, когда она впервые назвала его по имени:
— Здравствуй, Филипп. Это ты ведь?
— Да, — выдохнул и захлебнулся он.
— Как поживаешь?
Он ответил очень мягкой фразой, что без нее не живет. Что ему как наркоману нужно колоться ею.
— Я должна ехать в… — сказала она.
Через мгновение Филипп уже мчался к ее дому. Куда угодно, только — увидеть ее.
Она сошла вниз царственная, вся в белом, белоснежном. Филипп выскочил, как заводной солдатик из детской крепости, и бросился открывать царице дверь. Так, что посторонние обратили внимание. Хотя кого волнуют посторонние?
Она опустилась плавно внутрь, и Филипп резко тронулся. Он посмотрел на чайку выреза на груди, и в голове у него опять помутилось.
Зигзагами он выбирался из города. Она ехала на вечер в Гринвич, в соседний штат Коннектикут. Она попросила кого-то, не то друзей, не то друга, чтобы за ней не заезжали, как было условлено раньше.
«Водитель» готов был выскочить в окно, бежать впереди машины от радости, что ее везет. Видит. (И наверняка обогнал бы машину…) И это будет продолжаться еще час. Или дольше, если он поедет медленнее, но медленно ездить он не умел.
Она смотрела на проносящееся за окном. Ничего не спрашивала, на него не глядела, а он не хотел надоедать с разговорами. Хватит и этого часа, он смотрит на нее — лишь бы они повторялись. Часы.
Едва кончился один штат, начался другой.
В Гринвиче они подъехали к большому поместью с коротко выстриженными газонами. Зеленый канадский кустарник был вместо забора.
— Вот здесь.
Он сразу же остановился.
— Спасибо.
Она вышла, он подал ей руку и медленно отпустил ее, чтобы она не подумала, что он задерживает нарочно. Он не хотел этого, он хотел только одного — поговорить. Филипп свято верил, что, если поговорить, она к нему повернется.
— Мы можем как-нибудь увидеться?..
— У меня расписаны все вечера на месяц вперед.
— Днем?
— Днем я занимаюсь в спортивном зале и готовлюсь к вечерам.
Он не выдержал:
— Это отговорка или… нежелание?
Она фыркнула:
— Однако.
Филипп тут же заторопился, смутился, потерял уверенность:
— Простите, я просто очень…
— Я, кажется, не зову, не прошу и не заставляю, — перебила она. — Не так ли?
— Да, да, это нечаянно. Я так…
— Спасибо, что довезли, честно, не стоило. Прощай.
Он дернулся, но остановился.
Мелькал белый вихрь по газонным дорожкам.
Прощай, Корнелия, прощай, моя одноночная любовь.
Я позвонил ей в понедельник часа в четыре, но голос был заспанный.
— Здравствуйте, Корнелия.
— Я только что прилетела, утром, и очень устала. Кто это?
— Вы мне сказали позвонить в понедельник после Огайо.
— Как вас зовут?
Я назвался.
— Теперь вспомнила. Вы — автор?
— Вы выиграли? — спросил я.
— В чем? — не поняла она.
— Соревнования.
— A-а. Я неплохо выступила и набрала проходной балл к следующему этапу. Там был сильный состав.
— Поздравляю.
— Не с чем.
— Может, вы мне как-нибудь покажете, как сидеть верхом?
— Как-нибудь… Я помню, вы хотели со мной увидеться.
— Да, это ненадолго, если можно, то скорей, я не могу продолжать.
— К сожалению, я улетаю завтра в Палм Бич, во Флориду. Единственный вечер, ночь — сегодня, но я занята, мы едем в загородный клуб, а утром меня отвезут к трапу самолета.
— Ничего не поделаешь, — кисло сказал я.
— Позвоните мне в следующий понедельник, в это же время.
— Спасибо. — сказал я, — до свиданья.
— Пока, — успело прозвучать в трубке.
Филипп не любил теперь ночи и спать. Он не мог думать о Корнелии. Днем он посвящал этому занятию абсолютно все время. Он стал хуже работать, не есть, вечерами лежать рядом с отложенной книжкой. Как поступают в случае, когда смертельно хочется чего-то и это недостижимо, — он не знал. А кто знает?
Не видеть ее он не мог. Видеть ее — она не хотела. Ездить на 79-ю было совсем невмоготу. Он смотрел на неправильный квадрат телефона, отворачивался, поджимал руки под себя, хотел повернуться, но сдерживался. Неожиданно вдруг казалось, что она позвонит сама. Безумство. Телефон вообще не звонил, был мертвый. Пять дней он сдерживался, а к субботе сорвался опять.