— Ешьте помидоры, они вам, кажется, нравятся.
— У нас таких душистых нет, у нас убивают запах. А у этих обалденный аромат.
Я уронил вилку и взял помидор.
— Откусите хоть немного, — попросил я, протягивая руку, — как же можно водку — без ничего.
Она поколебалась, потом наклонилась чуть-чуть и, вытянув подбородок, откусила половину дольки.
Я забросил оставшуюся половину в рот, попав, и мы рассмеялись.
— Выпьем опять! — встряхнулась Тая.
— У вас это хорошо получается. Совсем не пьянеете.
— Годы школы… — загадочно улыбнулась Тая. — Я пьянею, просто это незаметно. Даже мне…
Она налила до верха. Я взял помидор. Кони наши куда-то неслись, я уже не мог понять куда. Да и не пытался.
Сказав очередной тост, мы выпили. Капелька протекла, и она коснулась изящно ладонью уголка губ. Я подумал о ее губах. Но никакой мысли не…
— Говорят, у вас красивые дети. Как ангелы.
Я постучал по столу, она тоже.
— Милые детишки, хоть с этим повезло. Я чувствую, вам много обо мне рассказывали.
— Не много, но кое-что.
— Если вам это интересно, я разошелся полгода назад, а сейчас у меня идет великая супружеская война. Я ушел из дома… пятнадцатого января…
— Нет, меня это совсем не интересует, — поспешно проговорила она. Я посмотрел пристально: она говорила правду.
— Лучше расскажите о вас.
Последний стаканчик меня раскачал немножко, то ли это стул такой был…
— А вы не против, если мы пересядем куда-нибудь? — сказал я и поводил плечами. — Как-то нелегко в седле удерживаться.
Искал ли я причину?..
— Вместе пересядем? — спросила она. — Или вы один?
— Как вам угодно, — произнес я, — вы дама.
Мы перешли и сели на плюшевый, темного стекла, зеленый диван.
— О чем мы будем говорить? — спросила Тая.
— Ни о чем не будем, — сказал я.
— А что же тогда мы будем? — как будто декламируя, произнесла она.
— Можно я вас поцелую? — спросил я.
— Да, — задумчиво ответила она.
Я наклонился к ее щеке. И коснулся губами. Она ответила и коснулась губами моей щеки. Ресницы мягко закрылись. Наши губы встретились. Проникновение началось очень мягко, почти нежно, без всякого напора, силы или жажды. Я начал целовать ее шею. На редкость стройную. Она откинула голову назад, на спинку дивана. Я поднялся опять к подбородку, щеке, глазам, касаясь их поцелуем. Я взял ее за грудь, она положила мне руку на плечо. И вздохнула. Вздох был какой-то особый. Я поцеловал ее в тот угол губ, где пролилась капелька, и почувствовал сладость губ и горькость капли.
Она сдвинула руку мне сзади на шею и, как бы не притягивая, словно магнит, притянула. Губы сплавились, у нее были мягкие, безвольные губы. Мне хотелось, чтобы они были тверже, но они таяли и расплывались в моих губах. Хотя я не давил и целовал ее вполсилы.
Я стал возбуждаться и сжимать ее грудь сильнее, она подвинулась ко мне, чуть выгнувшись, голова снова откинулась. Интересно, что изо рта у нее пахло мятой, а не сигаретами или…
— Тая, — проговорил я, — Тая, давайте перейдем туда, здесь не совсем ловко… сидеть.
Она, по-моему, совершенно не поняла, что я сказал. Я поднял ее, полуобняв, и, поддерживая, перевел на другую сторону большой комнаты, мы опустились на низкую кровать…
Она села чуть глубже, чем на край, опершись на руку. Она не успела упереться до конца, как я потянул ее руку на себя, другой — опустив хозяйку на спину. Тая хотела что-то сказать, пыталась привстать, но я закрыл ее рот губами, инстинктивно, если не интуитивно понимая, что девушка может только возражать, ну хотя бы в силу своей природы. Она дала свои губы для поцелуя. Плечо прижало ее грудь. Нога опустилась на ее колени. Я сознавал, что форсирую события. Но в голове стоял опьяняющий зуд или зов, или сверкал жезл, который раскалял. Я потянул ее миди-юбку вверх — и коснулся бедра. Сжал его ладонью, разжал и стал осторожно гладить вверх-вниз, ожидая реакции. Она попыталась двинуться, но была придавлена моим плечом, рукой и коленом. Классический треугольник. Ее ноги чуть раздвинулись, все еще не впуская мою ладонь. Вот теперь я желал ее и не думаю, что слабое возражение могло остановить мой напор. Как и вообще что-либо. Прикосновение к ее обнаженному телу только возбудило неимоверно. Она хотела двинуться, но лишь дала моей руке проскользнуть между ног. Сжала их, освободив губы.
— Я не думаю, что это нужно…
Я целовал ее ухо и шептал что-то, по-моему, довольно безрассудное.