В дверь позвонили, я быстро поднялся, чтобы не разбудить девочку, и пошел открывать раннему визитеру.
— Привет, пап, — за дверью стоял отец, хмурый и, скорее всего, уже в курсе моего заявление прессе.
— Сын, я думал ты умнее, — он прошел в открытую дверь, и его громкий бас эхом прозвучал в еще сонной квартире.
— Потише, я не один.
— С ней? Ты понимаешь, что творишь? Она тебе не пара. Я никогда тебе не советовал с кем быть и что выбирать, но здесь… — он был решительно настроен, но я оборвал его.
— И здесь тоже не требуется твое вмешательство, — строго ответил ему.
Раньше у нас никогда не было таких проблем. И сейчас, в то время, когда я уже сам готов заводить своих детей, он против. Но меня не так воспитывали, между прочим, он сам. И если я ввязался в дело и решил, что так будет правильно, значит — это истина. И по-другому уже не будет. Мое слово твердо и железно, оно не требует обсужденийили сомнений.
— Это непрофессионально, — настаивал на своем отец.
— Я сам решу, что к чему. Спасибо, что переживаешь, но не стоит.
Я понимаю его: он хочет, чтобы у меня все было как можно лучше, и неважно, сколько мне лет. Возможно, для своих детей я буду таким же, но мне не стоит что-либо говорить.
— Я предупредил тебя.
— Вас нужно официально представить, с ней мы теперь надолго. И лучше сделать раньше журналистов. На выходных приедем к вам на ужин.
— Хорошо, если ты так решил, я приму твой выбор, но не одобряю. Ты сделаешь больно.
— Не сделаю.
— Когда она узнает правду, будет так, как я говорю. Не спорь с моим опытом.
— Отец, я знаю, как это исправить.
— Надеюсь, сын. Она хорошая, но ты должен быть готов ко всему.
На этом он ушел, закрывая за собой дверь. Надеюсь, Аврора еще не проснулась, еще не время ей знать правду.
Аврора
Я проснулась, но Кирилла не было рядом. Из прихожей раздавался мужской шепот. Кирилл с кем-то спорил, и его слова я слышала отчетливо. Но никак не могла уловить суть разговора. О какой профессии идет речь и почему я должна чувствовать боль, которую он может исправить.
«Он не тот, за кого себя выдает», — всплыли слова мамы, и я уже не знала, что думать. Мама знает, кто он?
Этот превосходный момент был испорчен, дверь захлопнулась, а я испуганно отвернулась и закрыла глаза.
Кирилл вошел в комнату, и кровать продавилась под ним. Он сначала ничего не делал, но потом провел пальцами по моей руке. От его касаний я вздрогнула, и кожа покрылась мурашками. Изображая сонливость, я помычала для убедительности и потянулась.
— Доброе утро, — немного суховато поздоровалась.
Первый звоночек — я не справилась с эмоциями, и обида пробивалась наружу. Нужно над этим поработать. Теперь нужно не только чувствовать, а еще и контролировать это. Мне нужен док. Без него мне не справится, нужен совет.
— Мне нужно на работу, но не мог не поцеловать тебя. Ты можешь оставаться здесь. Я быстро вернусь.
В том месте, где он только что проводил пальцами, теперь ласкали губы и язык, оставляя влажные следы. Я проглотила комок в пересохшем горле, но нараставшую волну успокоить не получилось.
— Мне нужно по делам. Отвези лучше домой. Я заодно со своими поговорю. А то вчера мы произвели фурор, нужно узнать последние новости.
— Тогда давай собираться.
Наспех собрались и вышли. До моего дома ехали, держась за руки, а у меня из головы никак не уходили слова мамы и обрывки подслушанного разговора, и вопросы только множились, но сейчас задавать их не хотелось. Освободится от работы, тогда все узнаю. Не хочу, чтобы меня обманывали.
— Я позвоню, как освобожусь. Держи ключи, теперь это наш дом. Можешь собирать вещи.
Я перехватила ключи и сжала в руке, он торопливо поцеловал меня и отстранился.
— Наберешь мне, — про переезд ничего не ответила — для начала нужно все прояснить.
Дома было тихо, я поднялась к себе и приняла душ. Странно, но нет прислуги. Очень интересно, что это значит? Я вышла из ванной в полотенце, меня ждала мать. Я сразу насторожилась и настроилась на скандал — от нее другого ожидать просто невозможно.
— Дочь, давай поговорим.
Я устроилась на кровати и прикрыла ноги одеялом, чтобы чувствовать себя комфортнее.
— Давай, — прошептала, не сводя с нее взгляда.
— Нашли убийцу моего бывшего ухажера. Им был конкурент. Убрали, потому что мешал. Такая глупость — лишать человека жизни, потому что он не угодил, — мать искреннее была расстроена этим. И я вновь не видела в ней фальши.
— Сочувствую, хоть он и был мелочным, но ты права — он был человеком.
— Ты правда чувствуешь?
Я впервые видела в ней интерес ко мне и моими достижениям. Как будто появление Платона и на ней отразилось изменениями.
— Да. Я многое теперь ощущаю, и это прекрасно, — скупо растянула губы в улыбке — приятно, что мама интересуется.
— Это здорово. Платон был прав, — как-то грустно добавила она.
Чувствовала ли она себя виноватой, или ее грызла совесть — не могу сказать, но она казалась расстроенной.
— Да, ты знала, что и он был такой, как я?
— Знала. Только с этим жить не смогла. Я любила его так сильно, что забывала дышать, когда видела. А представляешь, что для молодой девушки значит не чувствовать отдачу? Это унизительно и больно. Особенно, когда каждый в тебя тыкает пальцем и старается полить грязью. Когда я узнала, что беременна, на меня снова вылилось ведро помоев от родных, близких подруг, знакомых… Я не вытерпела и порвала отношения с твоим отцом, потому что ждать, когда он сможет нормально чувствовать, не могла. Давление было очень сильным. Избегала твоего отца, боялась, что история повторится. Так и жили. Дальше ты сама знаешь.
— Я не знала об этом, — растерянно прошептала, пораженная ее откровенностью.
— Многие не знали, родители умели скрывать важные моменты. Только меня пугает то, что ты сейчас почти повторяешь мою историю. Меня Кирилл настораживает. Мне кажется, за этой напускной заботой стоит плохой человек. Не бывает таких людей.