— Хорошо, — поспешно ответила мать.
— Не просто кричать, — спокойно продолжил Алексей, — сначала тише, и с каждым разом все громче и громче. Пока я не скажу стоп. Платон, ты просто стоишь рядом. А ты, Аврора, повторяешь вслух одно предложение “Я просто хочу, что б меня любили”. Злата и Аврора, вы смотрите друг другу в глаза постоянно. Все понятно?
Я не знала, к чему все это может привести, но, если он говорит, значит, будем делать.
— Да, — ответила я, и вокруг меня, как по команде, встали мать и Платон.
Что происходило дальше, было сложно назвать “нормальным”. Это было что-то непонятное. Мать начинала кричать, говоря всякую ерунду. Она приплетала сюда все, уже переходя на личности.
— Это ты виновата. Если бы я не забеременела, у меня было все хорошо. А ты родилась дефектная, позор для всей семьи Анквиц! Слава Богу, дед не дожил, сам бы прибил тебя палкой. Ты никчемная, с тобой нельзя ни о чем поговорить, видя постоянно недовольную рожу. А если ты думаешь, что папаша тебя спасет, то не рассчитывай. Он так же поиграется и сбежит, как с матерью твоей. Он такое же ничтожество, как и ты. Не дай бог, ты мне еще в подоле принесешь, тогда я точно тебя в психушку сдам. Бездарность!..
Слезы текли по ее щекам, отец нервно сжимал и разжимал кулаки, я слышала, как хрустели его суставы. Я сидела, обхватив себя руками, и раскачивалась взад вперед. У меня лились слезы, не от лука. А от…
— …А что ты ревешь? Думаешь, мне легко? Перестань реветь, а то я тебя калекой сделаю! Выкинула бы тебя с балкона, чтоб выла там. Что ты здесь воешь? На кого ты похожа? С утра выведет своей недовольно рожей, а потом смотрит стеклянными глазами и думает, что мне легко? — я уже не могла слушать это, внутри все потяжелело, срочно нужно на воздух, нечем дышать.
— Хватит, — я вскочила, схватила стул, бросила его в стену и выбежала из кабинета.
Окно, мне нужно окно!
Я стояла и смотрела вдаль, обнимая себя, слезы лились, а я не могла понять, почему они льются. Почему так происходит? За что? Я же ничего плохого ей не делала.
Сильные руки легки мне на плечи. Они не давили, а мягко разминали напряженные мышцы.
— Это злость, дочка, — Алексей стоял, массировал и продолжал рассказывать. — Что ты чувствовала? Расскажи.
— Внутри все щекотало, собираясь в один ком, а после стало тяжело в груди. И я больше не смогла. — Руки потихоньку расслабились, а слезы так и продолжали бежать.
— Запомни это. У каждой эмоции есть свое проявление по ощущениям и по локализации в теле. То есть «свобода» — это не эмоция. Это физическое ощущение в определенной части тела, которое связано с эмоцией, например, радости или спокойствия. Злость в твоем случае— это тяжесть в груди. Тебе будет легче, если ты будешь вести дневник и записывать свои ощущения и анализировать. Правильно сначала определить ощущения в теле, а уже от них мы определяем эмоции, и тогда методом диалога становится все ясно. Это будет непросто, но первый шаг сделан успешно. Главное, теперь не закрывайся. Сходи сегодня погуляй в парке, или в кино. Поэкспериментируй, и завтра мы продолжим с тобой. Хорошо?
— Да. — Я уже полностью успокоилась, только слегка подрагивали пальцы.
Платон и Мать стояли и ждали меня в кабинете, так и не сдвинувшись с места. Я посмотрела им в глаза и увидела в них сожаление, боль и растерянность.
— Спасибо, Алексей, — пожал руку Платон и опять встал за моей спиной.
— До завтра.
Спускались в тишине, никто так и не рискнул заговорить. Слишком эмоциональным был момент, он осушил нас.
На выходе стояла та черная машина, что и вчера, двигатель был заведен, значит, водитель на месте.
— Аврора, ты куда? — я, не слушая отца, пошла к водительскому сиденью другого автомобиля.
Окно было открыто, его локоть упирался в дверь, пальцы едва касалась его губ.
— Поехали?
— Дочь, быстро вернулась и села в машину! — крикнул отец, охрана уже была наготове, чтобы привести непослушное дитя.
«Главное, теперь не закрывайся. Сходи сегодня погуляй в парке или в кино. Поэкспериментируй, и завтра мы продолжим с тобой…» — если нужно, значит, я попробую сделать то, чего от меня не ждут.
Я обошла машину и села на пассажирское сидение, Платон что-то сказал охране, и она двинулась к нам.
— Увези меня отсюда, — наспех закрыла дверь. Кирилл ничего не говорил, просто завел машину и выжал педаль газа.
Обогнав мой внедорожник, мы поспешили к воротам, которые уже медленно, но верно отъезжали в сторону. Я обернулась, чтобы посмотреть, догоняют нас или отпустили. Охрана суетливо усаживалась по машинам, мать, придерживая платье, садилась, отец торопился к своему автомобилю.
Мы уехали, резко газуя со свистом шин. Все остались позади, мы мчались с такой скоростью, что я даже не могла уловить детали пейзажа за окном. Кирилл был сосредоточен на дороге, а я просто смотрела вперед на редкие вмиг испаряющиеся автомобили.
Ночь завораживала. Яркие фонари освещали путь… В неизвестность.
Почему поехала с ним? Я же его совершенно не знала. А вдруг он псих? И в больнице был, чтобы, например, выписать себе таблетки или просто отметиться? А сейчас он меня увозит в темноту, туда, где вряд ли меня будут искать. Ведь за нами никто не поехал: либо оторвались, либо решили, что лучше отпустить. Так будет меньше мороки.
Я посмотрела на его профиль. Он располагал к себе, хотелось довериться. Жесткие, но обаятельные черты лица и чертовский магнетизм привлекали. Меня тянуло к нему. Не знаю, как это объяснить. Но я не ощущала опасности, может, это из-за отсутствия эмоциональности. Я хотела начать разговор, но нас, нагло подрезая, обогнал кроссовер. Для него это шутка, но Кирилл во избежание столкновения ударил по тормозам, нашу машину слегка занесло. Сердце на миг остановилось, затем забилось быстрее. Я схватилась за ручку двери и сильно вжалась в сидение. Кирилл аккуратно притормозил на обочине.