Глеб Исаев
Актриса
Глава 1
Оля взглянула на темное, без малейших проблесков звезд, небо. Зябко поежилась.
Шубка из норки смотрелась шикарно, но не грела вовсе. Однако пониманием денег было не вернуть, и теперь ей придется бежать из театра домой по ночному зимнему городу, провожая грустным взглядом редкие такси, ползущие мимо.
Выдохнула, собираясь с духом, и решительно свернула с освещенного проспекта в глубину сонного квартала.
Маленький парк, такой милый и уютный днем, сейчас показался дремучим лесом. Ветви кленов тянули свои крючковатые пальцы, а их костлявые тени на синеватом от лунного света снегу будили неясное чувство тревоги. Но окончательно добил гололед. Высокие каблуки безбожно скользили, норовя обломиться.
«Зря, конечно, я так вырядилась, — забыв на миг о своих страхах, с сожалением подумала Оля, — однако, куда деться — актриса. Положение обязывает. Тоже мне, прима сопливая».
— Повезло, — щуря глаза, неискренне улыбались бывшие институтские подружки и лицемерно вздыхали в ответ на ее заверения об удачном стечении обстоятельств. А вышло все, и вправду, довольно случайно: Актриса, игравшая в ТЮЗе роли в амплуа «травести», угодила в «ситуацию». Режиссер тянул до последнего, но когда Малыш стал походить на чрезмерно раскормленного Карлсона, вынужден был срочно решать.
Кому-то из ассистентов попалось резюме выпускницы местного театрального института. Ее отыскали и предложили выйти на замену. Причем сразу на пять ролей и на полную ставку.
Оля невесело усмехнулась, вспомнив, скольких слез стоила ей в свое время столь подходящая для амплуа внешность. Рост в метр пятьдесят с каблуками, сорок второй размер одежды и курносый мальчишеский нос огорчали до невозможности. Да что говорить о прошлом, если даже сейчас, в свои двадцать, покупать любимый «Winston» ей приходится с паспортом.
«Права пословица: „Маленькая собака — до старости щенок“». — Вздохнула Оля.
Не прибавило солидности и замужество. А вот забот и огорчений скороспелый брак точно прибавил. Муж Петька, подающий надежды репортер, как то внезапно перестал быть перспективным, увлекся выпивкой и поисками своей Темы, с которой он и вырвется на орбиту большой журналистики. Однако темы так и не отыскалось, а увлечение спиртным переросло в крепкую алкогольную зависимость.
— Эй, крошка, пивка не желаешь? — увлекшись переживаниями Оля вовсе перестала смотреть по сторонам, поэтому хриплый голос из темноты прозвучал для нее словно пушечный выстрел. Ойкнула, чувствуя расползающийся в животе холод, и, уже не думая о целости каблуков, суматошно кинулась прочь. Но гололед сыграл недобрую шутку. Подошва заскользила по ледяному зеркалу, и Оля рухнула на колени. Мужской голос прозвучал у самого уха: — Помочь, подружка?
Грубые руки подхватили ее и подняли с асфальта.
— Смотри, Череп, девка с перепугу, поди, уделалась. — Радостно проорал один из ночных доброхотов. Стриженый налысо бугай, с вожделением уставился на симпатичную мордашку.
Ничего не соображая от страха, Оля попыталась завизжать, но тут-же почувствовала, как жесткая ладонь ударила по лицу, вбивая крик. А еще раз, по затылку. Умелый, поставленный удар, взорвал в голове миллион искр…
Очнулась от холода. Собралась с силами, попыталась шевельнуть головой. Лицо зажгло болью, как будто плеснули кислотой. Онемелыми пальцами коснулась губ, стирая застывшую в корку кровь.
Хотела заплакать и не смогла. Хрипло закашлялась. Поднялась, не замечая разодранные в клочья колготки. Дрожь пробила, словно ухватилась за высоковольтный провод. Неловко подвернув ногу, спустилась с залитых чем-то бурым, досок беседки. Оглянулась. В блеклом мареве рассвета разглядела укрытые кружевным инеем клены.
Попыталась выйти на дорожку, но опять подвел коварный каблук. Упала плашмя. Сухо стукнул затылок о едва припорошенный снегом камень. Но боли уже не почувствовала. Закружились в водовороте ветки…
Белые, горящие пронзительным светом трубки над головой. Смотрела долго, до боли в веках, пока не сообразила — вспомнить, как называются это, эти… светящиеся штуковины не может. Вертелось на языке короткое, мягкое словечко, и только. Закрыла глаза, спасаясь от мелькающих в зрачках темных мошек. Поморгала, цепляясь ресницами обо что-то шершавое, мягкое. Поразила чистота в мыслях.
«Пустота», — пришло на ум подходящее словцо.
И словно в наказание за усилие, пришла тяжесть. Глаза начали слипаться.
Проснулась среди ночи. Вновь уставилась в едва различимый контур на потолке.