— Да все это сказки. Ты подумай головой. Ну, поставишь ты дом на дом. А там второй и еще. Сколько он говорил? Девять домов? А как входить и выходить? А? Не бывает таких лесенок! А там, в Москве, наверное, чистые реки и ручьи, булыжная гладкая мостовая, большое подворье у каждого дома, арыки к огородам, чтобы не таскать воду ведрами, большие теплые сортиры со стеклянным окном в двери, откуда виден весь огород, огромные поля, чтобы скакать на лошади, леса с грибами, птицей и зверем… Там хорошо, в Москве. Потому никто оттуда и не возвращается. Ну, что им после Москвы у нас может понадобиться.
— А я?
— А ты оставайся. Но помни, если я не вернусь — там очень хорошо. Тогда ты тоже приходи в Москву. Будем там вместе на лошадях скакать, на медведя ходить. Будем, как братья.
— А что сказать в школе?
— Ничего не говори. Не надо. Пусть сами у родителей спрашивают, если хотят. Ну, брат…
Они подняли кулаки, стукнулись ими слегка, и тихим полушепотом проскандировали:
— В Мос-кву. в Мос-кву, в Мос-кву!
Одна голова — хорошо?
— Я — царь зверей! — оглушительно громыхнул лев. — Я иду гулять! Кто не спрятался — я не виноват!
Саванна замерла на мгновение, а потом все засуетились, стараясь как можно скорее убраться из тех мест, где может пройти огромный хищник.
Только пантера не шевельнулась. Она лежала высоко на ветке, свесив хвост, и никого не боялась. Обезьяны устроили шумный концерт, передавая друг другу то, что сказал лев. Птицы поднялись стаей, сделали круг в угасающем свете солнца и снова опустились в приозерных зарослях. Тишина опустилась сверху и придавила тяжелой лапой всех, кто слышал льва. Лежать, молчать, бояться!
Лев шел гордо, мягко ставя лапу за лапой. Он не бежал, не спешил. Он шествовал.
Все вокруг было знакомо и глубоко справедливо. Самый сильный был царем. Это справедливо. Слабые боялись и подчинялись. И это было справедливо. Зимой шел дождь. В самый разгар лета бывали засухи. Слабые от этого умирали. Сильные выживали. Мир был устроен правильно.
Лев тряхнул роскошной гривой, и снова над саванной раздался его грохочущий голос:
— Я иду! Я — царь зверей!
Вверх он даже не глядел — что ему могут сделать какие-то птицы? И вообще, причем здесь птицы, если он — царь зверей?
— Кто у нас сегодня главный? — спросила одна голова с крючковатым жутким клювом у другой. — Ты, что ли?
Огромная птица напоминала гору. Только вершина была не одна, а сразу две, разделенных седловиной. На фоне этой птицы лев выглядел мышью полевкой перед ночной совой на охоте.
— Ну, я, — откликнулась вторая голова. — И что?
— Да вон, пищит тут, что, мол, царь…
— И что?
— Так командуй. А я исполню, как договаривались.
— Царь, значит? — на мгновение задумалась вторая голова. — А мы есть хотим?
— А мы всегда есть хотим!
— Ну, тогда полетели, покушаем. Только без шума, ясно?
— Обижаешь, начальник, — каркнула первая голова. Развернулись чудовищные крылья, поднявшие настоящий ураган на земле, в три скачка поднялась в небо страшная птица Рух о двух головах, лениво развернулась и, скользя по воздуху и набирая скорость, ринулась вниз.
— Я иду! — кричал лев. — Ой… Я, кажется, уже лечу…
— Какой-то он тощий, не находишь? — спросила первая голова, с сомнением рассматривая зажатого в когтистой лапе льва.
— Тут соглашусь с тобой. Тощенький он и маленький. Отпустить его, что ли? Пусть массу нарастит сначала?
— Ты сегодня командир — ты и командуй.
— Ну, пусти его, пусти. Пусть подрастет немного. Завтра ты будешь командовать, а я слетаю за ним, тогда и посмотрим, не подрос ли уже.
Черная тень накрыла саванну, ошеломленный лев, поджав хвост, порскнул в колючие кусты и затаился, дрожа.
— Слушай, а как они всего с одной головой управляются? В нее же есть надо — когда думать-то?
— Потому и не думают они. Всё жрут и жрут, — меланхолично заметила первая голова.
— Это нам везет.
— Это нам везет.
Птица снова обратилась в гору, замершую посреди огромного континента. Одна голова уставилась на восток, другая — на запад.
— Если что вкусное увидишь — скажи.
— Обижаешь, начальник! Сразу и полетим!
28 июля
Солнце всходило над огромной страной. Двенадцать часов без малого катилось оно по небосводу с востока на запад, а с ним приходило утро, и приходил день, а потом и вечер в города и села.
Сегодня был не простой день. Сегодня был особый день, день памяти. К нему готовились заранее. Дружины отрабатывали приемы рукопашного боя и обматывали арматуру цветной изолентой. Церкви отмывались и отчищались так, что первые же лучи солнца, отразившиеся от высоких куполов, вызывали слезотечение. Армия и ОМОН, начистив высокие берцы, выходили на улицы для поддержания порядка.