Начиналось все давно, лет двадцать уже прошло. Со значков "У нерусских не покупаю", с плакатиков-самоклеек на дверях — "Магазин для черных". Ну, а когда поддержку получили, да когда выборы выиграли — вот тут на государственном уровне все и решили. Теперь осталось только контролировать сложившееся положение. Россия для русских — и все. А русские — это фамилия, это предки, это великая история, это гордость за свою русскость, это, наконец, цвет кожи…
Группа вернулась уже через час, оформив изъятие и предупредив старшего по дому о несоответствии его поведения новой национальной политике. В райком ПР тоже сообщили, чтобы старшего поменяли — непорядок это, когда вместо активной помощи государству — он тайком песок в буксы и палки в колеса.
Изъятого провели в кабинет дознавателя.
Петр Иванов, старший майор системы следствия и дознания, был образцовым служакой. И внешность имел соответствующую: белобрысый, сероглазый, ростом под два метра и кулаки с пудовую гирю. Дома у него стояли двухпудовки, которыми по два часа после работы он упорно занимался, стоя на балконе и посматривая по сторонам — нет ли где нарушения закона. Говорили, что не раз успевал предотвратить преступление, просто спрыгнув со своего третьего этажа. Ну, так, кто бы преступал закон, когда над тобой такая фигура высится!
— Присаживайтесь. Мы сейчас быстро все оформим, — вежливо указал он на стул перед своим столом, освещенным с одной стороны настольной лампой, а с другой — экраном компьютера.
Стандартные первые фразы с предупреждениями и угрозами, стандартные первые вопросы, зафиксированные в бланке. А потом он отложил авторучку и проникновенно посмотрел в глаза сидящему напротив:
— Значит, дворник?
— Ну, вообще-то не совсем дворник. Я кандидат технических наук, а дворником — это уж так сложилось, — с достоинством ответил сидящий напротив.
— Это каких же — технических?
— Диссертация была по проводным сетям.
— То есть, с электричеством тоже знакомы?
— Конечно.
— И лампочки можете вкручивать?
— И лампочки могу.
— Тогда — не для протокола, — старший майор отодвинул в сторону все бумаги. — Может, вы тогда к нам, а? Оформим вроде как задержание и высылку. А сами по внутреннему договору дворником запишем и на полставки — электриком. Очень надо. Просто зарез без вас!
— Нет, спасибо, — кандидат и говорил без всякого акцента. — Лучше уж изгоняйте. Увозите домой лучше.
— Но почему же?
— А надоело прятаться, знаете ли. Пусть буду голодным, но гордым. И среди своих.
— Но-но, вы тут лозунги правящей партии не дискредитируйте! — поскучнел было старший майор.
А потом и вовсе пригорюнился:
— А как же мы?
— А сами, все сами. Это же не мои презервативы на ступеньках валяются. И окурки вокруг всех домов — не мои. И мусор горой — это не я высыпаю. Лампочки в подъезде не я бью. Почему я должен за это все отвечать? У вас вон власть есть — вы их и приструните. Вот и станет у вас чисто и светло.
— Ну-ну… Советчик. У нас таких советчиков… Во! — старший майор резанул ребром ладони чуть выше кончика носа. — Вот посюда. Советчиков избыток. И партийцев тоже хватает. Вот дворников нет. И электриков. И строителей…
Так победим!
Вся страна сегодня прильнула к телеэкранам.
В прессе и в новостях было обещано, что сегодня у нас будет в первый раз, как в Китае. Ну, как в Китае, все, собственно, если не знают, то представляют. Все грамотные. Выстрел в затылок на большом стадионе при скоплении народа — и все. У нас такое нельзя. На такое никто смотреть не станет, потому что это не показательно и не интересно. Не по-русски как-то. Поэтому объявили, что премьер-министра будут казнить в самый прайм-тайм и прямо здесь, на Красной площади.
С самого утра все новостные каналы регулярно включали прямую трансляцию с Красной площади и показывали новенькую плаху, стоки для крови по краям площади, напоминали о стрелецкой казни при Петре, ставшем Великим и выведшем Россию в Европу. И сейчас внезапный поступок президента, как считали многие обозреватели, говорил о том же — о прорыве в Европу, отрицании старого и замшелого, и одновременно единении со своим народом.
Плаху установили так, чтобы на экранах телевизоров видны были сразу и кремлевская стена и храм Василия Блаженного, как символ и знак места действия. То есть, включаешь телевизор и сразу видишь — Красная площадь, плаха, казнь.