- Канэ, я не умер, - наконец, сказал он. - Просто устал.
Тот дёрнулся ещё пару раз по инерции и затих, очевидно, испытывая глубокий стыд за столь открытое проявление своих чувств. Миреле слышал его сдерживаемое дыхание и сердитое шмыганье носом, и эти звуки успокаивали его, как пение птиц, как шелест листвы в ночном саду, как звонкое журчание воды в лесном ручье...
Перед его закрытыми глазами разворачивались картины - грандиозные, величественные, полные ликования и неземной печали.
Человек в развевающихся одеждах шёл навстречу своему врагу, шёл прямо, уверенно и с бесстрашной улыбкой на лице.
Куда девались его измождённость, опустошённость, обескровленность?
Нет, теперь он был точно таким, как прежде - готовым показать всему миру, чего он стоит... и станцевать свой самый прекрасный танец, над которым будут плакать звёзды.
Враг, поджидавший его, насмешливо кривил губы, и глаза его в прорезях маски светились хищно, как у дикого зверя, готового наброситься на давно желанную добычу.
- Ты пришёл! - закричал он, не сдерживая в голосе ликования. - Я же говорил, что рано или поздно ты попадёшься в мою ловушку! Всегда это говорил!
Глаза Хаалиа тоже сверкнули, однако ярости в них не было. Он остановился, стряхивая с плеч золотую накидку, и остался только в белоснежном исподнем одеянии.
- Молчи... демон, - проговорил он холодно и даже с презрением.
Демон торжествующе захохотал.
«Ах-ха-ха!» - кричало непроглядно тёмное небо, насмехаясь над солнцем, которое было в этот момент далеко.
«Ах-ха-ха!» - кривлялись деревья, протягивая к уставшему страннику, прошедшему до конца свой земной путь, скрюченные узловатые ветви.
«Ах-ха-ха!» - содрогались от смеха птицы, рыбы, звери и бабочки, порхающие над цветами. Все они смеялись над человеком, пытающимся постичь свою суть и совершающим что-то, что было очевидно бессмысленным с точки зрения законов бытия.
Хаалиа слушал всё это с равнодушием, глядя куда-то в сторону.
- Ну, мы можем приступать? - наконец, поинтересовался он ровным тоном.
Смех на мгновение прекратился.
Господин Маньюсарья тоже скинул в себя верхнее одеяние, оставаясь в исподнем, а после отшвырнул в сторону парик и маску. Хаалиа лишь на мгновение вздрогнул, увидев его истинный облик и посмотрев в глаза, пронизывающие его насквозь, а потом стиснул зубы и, не издав ни единого звука боли, опустил руку и стащил с себя всю остававшуюся на нём одежду - вместе с плотью.
Он выбрался из своего земного тела, как змея выбирается из старой кожи, или как гусеница выбирается из кокона. Гигантские огненные крылья, распахнувшиеся в ночи, разогнали темноту, как ярко пылающий факел.
Теперь пришёл черёд господина Маньюсарьи вздрогнуть. Однако он также продолжал преображаться - теперь уже мало что в его облике напоминало человека, знакомым оставался только смех, подобный раскатам грома или визжанию вьюги в непроглядную зимнюю ночь.
Они схлестнулись, и небо содрогнулось.
Две гигантские птицы - чёрно-белая и золотая - взмыли в ночное небо, не прекращая своей битвы. Перья сыпались из их крыльев, падая на землю; снег кружился, сверкая, в воздухе, подсвеченный разноцветными огнями фонарей.
Где-то высоко над облаками рождались тысячи новых звёзд, и, складываясь в волшебный, меняющийся на глазах узор, образовывали новое королевство. Небесный художник рисовал, не жалея сил.
Тот, кто был Хаалиа, выпустил из рук то, что было остатками его последней земной оболочки, и налетевший ветер, подхватив их, разорвал на множество клочков, которые полетели вниз.
Яркие отблески вспыхнувшего костра озарили Нижний Город - Ксае оказался не прав, и палачи не стали дожидаться утра и толпы людей, чтобы казнить Энсаро. Его сожгли в последний предрассветный, самый тёмный и мучительный ночной час.
...Где-то вдалеке Кайто, который также не знал сна в эту ночь, держал в руках раскрытую тетрадь и водил пальцем по исписанным листам:
«В этом мире существует также бесчисленное множество других миров. Все они вложены друг в друга, как маленькая кукла бывает вложена в большую, и, в то же время, соседствуют, пересекаются и пронизывают друг друга. Далёкое прошлое может легко соприкоснуться с далёким будущим. Два человека, живущие в двух разных мирах, могут не понимать, что они - одно и то же. Каждая вещь - лишь отражение другой. Видя луну в волнах озера, мы можем протянуть к ней руку, но дотронемся лишь до отражения, и от одного прикосновения оно тотчас пойдёт рябью и исчезнет. Мир - это множество гигантских зеркал, поставленных друг напротив друга. Нет ничего истинного, всё иллюзорно. Зная это, как можно чего-то по-настоящему желать? Я уйду в жрицы».