- А, - сказал Ихиссе, зевнул и перевернулся на другой бок. - Спаси...
Так и не договорив, он захрапел.
Миреле подождал ещё немного, и, когда сердцебиение слегка унялось, осторожно выбрался из комнаты.
«Сам дурак, - подумал он с тоской. - Ведь я же видел, что он глухо спит, чего полез к нему со своими признаниями? Неужели не мог подождать до завтра? Они оба просто устали после представления... Да, но почему они выглядят так, как будто им всё равно? Если бы это я сыграл так, как сыграли они, я был бы счастлив. Или после того, как начинаешь играть постоянно, ты уже перестаёшь придавать значение каждому отдельному исполнению? Но во время представления они выглядели увлечёнными, живущими своей игрой, как будто никакой другой жизни, помимо сцены, не существует. А теперь такое безразличие...»
Одолеваемый этими противоречивыми мыслями, Миреле заснул и сам.
~~~
Наутро он с трудом разлепил глаза и ощутил панический ужас, увидев солнечный луч, проскользнувший сквозь лёгкие занавески - он чуть было не опоздал на утреннюю танцевальную репетицию. Успев буквально в последний момент, он двигался откровенно плохо, но Алайя то ли решил его не трогать сразу же после вчерашнего выговора, то ли сосредоточил внимание на других актёрах.
Время от времени Миреле смотрел украдкой на Ихиссе. Тот тоже выглядел сонным, однако даже в таком состоянии двигался плавно и не забывал ни одного движения. Миреле пытался по выражению его лица понять, помнит ли он о его словах и имели ли они для него хоть какое-то значение, однако Ихиссе выглядел таким же, как всегда, и ни разу не посмотрел в его сторону.
Вздохнув, Миреле понял, что ему придётся отказаться от своих намерений. Ксае он побаивался, а повторить перед Ихиссе то, что он уже говорил, не смог бы - произносить признание от чистого сердца дважды не представлялось ему реальным. Да и к тому же, если Ихиссе всё-таки не забыл его ночного вторжения, то это бы выглядело более чем глупо.
После окончания репетиции выяснилось, что Андрене - тот актёр, который исполнял вчера роль советницы Энис - устраивает ужин в честь успеха вчерашней постановки. Оказалось, что пьеса была премьерой - и это объясняло усталость Ксае и Ихиссе, однако никак не оправдывало их равнодушия к собственному триумфу в важном представлении.
Впрочем, Миреле больше не задавался этими вопросами - при воспоминании об Андрене у него замерло сердце. Ксае и Ихиссе играли, без всяких сомнений, превосходно, но роль Энис - это было нечто большее. Слова этой героини позволили испытать Миреле чувство, равного которому он до сих пор не знал, и ему казалось важным поблагодарить именно Андрене. Прежде он никогда его не видел и не знал, какой у него характер, но представлялось, что человек, сумевший столь хорошо исполнить роль невероятно мудрой женщины, и сам должен обладать хотя бы частью её мудрости.
Ужин устраивался на открытом воздухе, все обитатели квартала могли на нём присутствовать, и Миреле поспешил воспользоваться такой возможностью.
Актёры начали собираться в юго-западной части сада, возле дерева абагаман, ещё до захода солнца - разодетые в свои лучшие наряды, выспавшиеся и отдохнувшие. Многие принесли с собой трубки, наполненные какими-то невообразимыми смесями, и в воздухе плыл разноцветный дым. Ароматы экзотических благовоний смешивались с запахом цветов, дождя, прелой листвы, а также кушаний.
Угощение было расставлено на больших столах, с которых каждый мог брать, что ему захочется, и Миреле долго ходил вокруг них кругами, однако не решался к чему-то прикоснуться. Блюда выглядели слишком необычными - он едва ли мог догадаться о компонентах хотя бы одного из них, и боялся попасть впросак, не понимая, как их следует есть: руками или с помощью приборов.
Ароматы еды, судя по всему, приготовлявшейся где-то неподалёку, дразнили аппетит; Миреле чуть подташнивало от волнения и голода, но он боялся, что, съев или выпив что-то, почувствует себя ещё хуже.
Вдруг он увидел Андрене - тот стоял в кругу обступивших его собратьев и с довольно равнодушной улыбкой принимал сыпавшиеся на него со всех сторон похвалы. Миреле сразу же понял, что ему не стоит туда даже соваться - Андрене явно и без него знал о том, что выступил превосходно, привык к поклонению и лести и был уже даже слегка пресыщен ими. Что могли для него значить слова невзрачного мальчишки, одетого в тёмное и даже не имеющего собственного образа? Ничего.
Глядя на Андрене, Миреле вспоминал вчерашнюю пьесу и лицо Энис - её взгляд, наполненный горькой мудростью и светлой печалью, её тихую полуулыбку, ни к кому не обращённую - разве что, может быть, к небесам. Это было то же самое лицо, те же самые глаза - очень светлые, золотисто-медового цвета, отчего казалось, что они пронизаны солнцем, те же бледные, красиво очерченные губы. И всё же от Энис не осталось и следа - теперь это был просто самодовольный юноша, наслаждающийся своим триумфом, привыкший быть в центре внимания и свысока взирающий на всех своих поклонников.