«Как им теперь жить дальше?» - печально подумал Миреле, видя растерянные лица, окружавшие его. Актёры по привычке собирались возле дерева; дерева больше не было, но привычка осталась, и теперь, обнаруживая друг друга возле его мёртвого остова, они, казалось, сами не понимали, что здесь делают. Однако не могли уйти.
Как будто бы дерево было идолом, который может дать ответ на самый важный вопрос. И хотя любому было ясно, что этот идол мёртв - и что нет в нём ни Бога, ни просто жизни - больше спрашивать было не у кого.
Остальные, заметив Миреле, расступились, и он оказался в одиночестве напротив погибшего дерева, до листьев которого прежде любил дотрагиваться, как до пальцев дорогого друга.
Он обернулся.
Никто ничего ему не говорил, однако во взглядах светилась робкая надежда. Многие видели, что незадолго до произошедшего Хаалиа разговаривал с Миреле с глазу на глаз и в целом выказывал ему некоторое расположение. Прежде это, вероятно, вызывало зависть и озлобление, но теперь на него смотрели как на спасителя, который держит в руках судьбу всего квартала.
Миреле знал, что сейчас актёры с благодарностью примут любую малость, которую можно бы расценить как косвенное подтверждение их скудной надежды.
Он молчал.
- Никто ничего нам не говорит, - решился кто-то. Это был совсем молоденький юноша, и в голосе его чувствовался надрыв непролитых слёз. - Оно и понятно, ведь нас даже не считают за людей. Если он действительно умер, то мы даже никогда не узнаем, как, где его похоронили... Никто не разрешит нам даже принести цветок.
- Он не умер! - рявкнул кто-то.
Сквозь толпу к Миреле протиснулся Ихиссе и, тряхнув ярко-синими волосами, стиснул его в объятиях.
- Слава Богине, я уж думал, что и ты не выживешь, - пробормотал он у него над ухом.
Миреле показалось, что он вновь сталь мальчишкой, только-только появившимся в квартале. Со спины он практически не изменился внешне - так и оставался маленького роста - и в объятиях Ихиссе, который был выше его почти на голову, выглядел совсем ребёнком. Даже Канэ, младше его лет на двенадцать, а то и больше, должен был уже через полгода-год глядеть на него сверху вниз.
Этот маленький рост, был, вероятно, самой большой проблемой, потому что Хаалиа, в отличие от него, был высок. Если бы не это, он бы мог...
Миреле поймал себя на безумной, невероятной мысли и покачал головой, отгоняя её.
- Самое плохое, что за все эти дни ни разу не было бури, - сказал Ихиссе чуть позже, отстранившись. - То есть, молнии просто неоткуда было взяться...
- Возможно, сам Хаалиа сделал это! - жарко перебил его кто-то из актёров. - От боли и ярости. Он любил своего брата... а его заставили отказаться от него.
Лицо его перекосилось.
- Нет, - сказал Миреле очень тихо, но его услышали.
Все лица повернулись к нему, множество пар глаз заблестели, как заблестели бы при виде глотка воды глаза тех, кто давно мучается от жажды.
От дальнейших вопросов его спасло появление гостьи, которой в квартале никто ожидать не мог - по широкой аллее к абагаману стремительно приближалась Вторая Принцесса. Многочисленная свита придворных дам и прислужников семенила в почтительном отдалении - ясно было, что все они вновь в опале и не решаются досаждать своей госпоже, появляясь у неё на глазах. К тому же, угнаться за ней было нелегко физически - шаг у неё был широкий и быстрый; она шла, подобрав для верности подолы всех своих одеяний, так что видно было расшитые туфли, и всем своим видом говорила о том, как ей наплевать на существующие предписания этикета.
Миреле некстати подумалось, что если походка Хаалиа являла собой воплощённое изящество, то походка Второй Принцессы - решительность и силу.
Несмотря на холод, она была одета почти так же легко, как летом: ворот был распахнут на груди, выставляя напоказ подвеску с одним-единственным, однако очень большим камнем - золотисто-оранжевым алмазом, переливавшимся на солнце, как капля огня, заключённая в стекло; недлинные рукава открывали локти, запястья и зябнущие пальцы, которые Вторая Принцесса даже не думала куда-то прятать от мороза.
Щёки её покрывал здоровый румянец, и это также вопиюще расходилось с канонами красоты. Длинные волосы, не просто не убранные ни в какую причёску, но откровенно растрёпанные, свободно развевались за её спиной, как ярко-золотое знамя, трепещущее на ветру - создавалось ощущение, что идея посетить квартал пришла в голову принцессе сразу же, как она поднялась с постели, и она решила привести её в исполнение, не дожидаясь окончания утреннего туалета.
Актёры при её появлении попадали на колени, как и полагалось, и она, заметив это, с привычным досадливым выражением скривила губы.