Выбрать главу

- Я поставлю её дома в воду, - пообещал он. - Может быть, она пустит корни, и мы сможем посадить новое дерево вместо этого.

- Абагаман не размножается таким образом, - возразил кто-то растерянно. - Это невозможно...

- Разве то, что он прижился на земле нашего квартала, не казалось таким же невозможным? - улыбнулся Миреле.

- Это потому, что Хаалиа посадил его...

- О, для волшебства нет расстояний. А он, где бы сейчас ни находился, помнит и думает сейчас о нас, я в этом абсолютно убеждён. Значит, совершит ещё одно чудо.

Актёры смотрели на него потухшими взглядами, но Миреле казался весёлым и уверенным в своих словах. Бережно спрятав душистую веточку в рукав, он отправился домой - на этот раз в сопровождении Ихиссе.

- Пока ты болел, тут кое-кто приходил навестить тебя, - внезапно сообщил он довольно равнодушным тоном, однако глядя куда-то в сторону.

- Да-а? И кто же? - спросил Миреле, старясь, чтобы в голосе не прозвучало ничего, кроме отстранённого любопытства.

- Сказать по правде, он приходит каждый день. Утверждает, что не выносит, когда за ним числится какой-то долг. Но я не хотел пускать его к тебе, пока ты не поправишься. Теперь уже, наверное, можно. Если хочешь... Потому что он и сейчас ждёт. Я просто поражаюсь подобному долготерпению. - Ихиссе фыркнул. - Или бессмысленному упрямству, это уж как посмотреть.

- У каждого есть свои хорошие качества, недоступные другим, - осторожно заметил Миреле.

Ихиссе промолчал, однако свернул с тропинки на аллею, ведущую к воротам.

- Он не хочет заходить в квартал, - объяснил он. - Видимо, ему теперь религия, это самое учение Милосердного, не позволяет якшаться с грязными актёрами, которых эти святые подвижники, проповедующие сострадание, ненавидят похлеще всех остальных. Да, а собственного прошлого, он получается, не помнит... Как это замечательно просто - взять и вычеркнуть всё, что было в твоей жизни до того момента, как ты встал на истинный путь, - криво усмехнулся он, и глаза его ярко сверкнули от полыхнувшего в них синего пламени. - И объявить, что всё - теперь ты правильный и хороший, в отличие от окружающих, а прежнего тебя как будто и не существовало. И никакой грязи в твоей жизни тоже. За это я и ненавижу религию, какую бы то ни было!

Миреле покрепче сжал его локоть.

- Каждому необходимо что-то, что бы его поддерживало, разве нет? - мягко спросил он. - Подумай сам, он ведь одинок... В отличие от нас, мы ведь всё-таки одна большая семья. Ему нужно было найти опору. Это хорошо, что он её нашёл. Не важно, в чём.

- А кто виноват? - вскинулся Ихиссе. - Кто просил его уходить отсюда?

- Когда человек чувствует, что его собственный путь зовёт его, он не может, не должен сопротивляться. Пусть даже это будет и ошибкой. Ошибки тоже нужны.

- Так ты хочешь сказать, что это не я вынудил его уйти своими многочисленными изменами? Не я был виноват? Ха. Сомневаюсь, что он думает так же. «Милосердные» на это не способны. Они только и делают, что ищут тех, кто сподвигнул их на грех.

Он остановился, гневно встряхнув волосами.

Миреле смотрел на него с улыбкой.

- Что? - спросил Ихиссе, косясь на него с недовольством.

- Ихиссе. Ты красивый! - повторил Миреле уже однажды сказанные слова. - Очень. И этот наряд тебе невероятно идёт.

И они снова подействовали.

Сердитые складочки на его лбу постепенно разгладились, лицо просветлело. Он поправил ярко-лазурное одеяние с узором из тёмно-синих перьев какой-то птицы, дотронулся до украшенной бирюзой заколки в волосах.

- Ладно, счастливо пообщаться с этим просветлённым, - проворчал он, оставив Миреле у ворот.

Тот вышел из квартала. Ксае стоял, прислонившись к стволу дерева и глядя неподвижным взглядом в совершенно чистое небо, на котором не было ничего - даже проплывающих куда-то облаков. Ассоциация со стражем вновь пришла на ум Миреле. Вероятно, все эти долгие годы Ксае развивал в себе свою ошеломительную выдержку, так же как раньше развивал актёрские способности - и в конечном итоге и то, и другое помогло ему сделать то, на что у Миреле не хватило сил.

Потому что ещё задолго до того, как он открыл рот, Миреле примерно знал, что ему предстоит услышать.

- Как он был? - спросил Миреле, получая из его рук обратно узел со своими вещами. - Ты ведь его видел, правда?

- Да, я даже смог с ним поговорить, - ответил Ксае, уклоняясь от подробностей, как ему удалось совершить почти невозможное. - Он был весел и всё время шутил. Его, конечно, очень изуродовали... ну, да тебе не обязательно знать о том, как. Я был рад, что ты этого не видел. Я спросил, не хочет ли он передать тебе что-то на память о себе. Но он сказал, что и так уже оставил тебе что-то. Мне он отдал те стихи, которые писал в камере - это ему, как ни странно, позволили. Я не знаю, захочешь ли ты их почитать? Они довольно странные... ничего близкого с его проповедями. Ребяческие, весёлые стишки, никакой морали. Дети такие песенки на улицах распевают.