- И откуда ты только взялся такой на мою голову? - покачал головой Миреле, обозревая причинённые разрушения.
- Я - это ваша судьба, - уверенно заявил Канэ.
Как будто и не он несколько минут назад боялся дотронуться до «прекрасного видения».
- Вот что, судьба моя. Переходи-ка ты в другую комнату, будем стараться устаканить и упорядочить твой образ жизни, - твёрдо заявил Миреле, поднимаясь на ноги. - Что самое важное для будущего актёра? Если ты считаешь, что талант, так это неправда. Самое главное - это ежедневные усилия. Так что - подъём строго по расписанию, ложиться тоже нужно в одно и то же время, репетиции - каждый день. И сходи, пожалуйста, разузнай, что там с нашим завтраком, который так до сих пор и не принесли.
Канэ стоял и хлопал глазами, очевидно, не ожидавший такого резкого поворота в отношениях.
- Что же касается меня, так я уже вполне выздоровел, - сказал Миреле, подводя этими словами итог и под разговором, и под долгими зимними месяцами, проведёнными под командованием мальчишки.
Он подошёл к дверям и распахнул их, а потом вручил Канэ верхнюю накидку и собственные сапоги из непромокаемой ткани - что-то подсказывало ему, что мальчишка, с такой тщательностью опекавший учителя, в отношении самого себя отличался небрежностью и легкомысленностью и отправился бы по весеннему половодью в домашних тряпичных туфлях.
- Вперёд, - кивнул он головой в сторону сада.
Ветер врывался в распахнутые двери и доносил щебетание птиц - те как будто с ума сошли от долгого ожидания весны и теперь пели беспрерывно, во много голосов, в каждом уголке сада.
В чистом небе носились ласточки.
***
Лето пришло через три месяца, не жаркое и не холодное, не засушливое и не дождливое - тёплое, солнечное, напоённое ароматами цветущих деревьев.
Миреле знал, что это именно то, что нужно, для того, чтобы остальные актёры - и он сам в том числе - смогли справиться с постигшей их утратой. Первое время казалось, что всё пошло наперекосяк: никто не хотел ничего делать, разбивались отношения с покровительницами, происходили попытки самоубийства, спектакли во время новогодних празднований были отыграны из рук вон плохо. Впрочем, как утверждали слухи, Светлейшая Госпожа также не могла прийти в себя после потери фаворита, как и многие из придворных дам, так что внимания на манрёсю обращали мало, и наказание обошло их стороной.
Алайя вспомнил былое и, получив повод реализовать свои тиранические наклонности, ввёл в квартале строжайшие правила: все запасы курительных принадлежностей и увеселительных напитков были изъяты, пропуски репетиций даже по уважительным причинам карались жестоким наказанием, денег на руки, равно как и разрешения покидать квартал хоть ненадолго, не получал никто. Миреле старался помогать ему по-своему, противоположным образом. Взяв на себя грех выкопать из земли остатки мёртвого дерева абагаман и сжечь их, он посадил пустившую корни веточку в совершенно другом месте, возле озера, и старался ненавязчиво приводить соседей туда почаще, разговаривать с ними, веселить.
Кто-то из актёров относился к нему очень плохо за то, что он лишил их главного воспоминания, связанного с Хаалиа, другие покорно позволяли утешать себя.
Канэ, большую часть времени проживший обособленно от соседей, не участвовавший в их жизни и не понимавший, какое место в их сердцах занимал Хаалиа, однажды позволил себе кощунственное замечание.
- Я вообще не понимаю, чего вы все так носитесь с памятью этого фаворита, - проворчал он недовольно. - Ну умер он и умер. Мало ли кто умирает. Особенно если ещё и с собой покончил. Таких вообще жалеть не надо. Это же его собственное решение было.
- А если бы это я всё-таки наложил на себя руки, как ты боялся, ты бы точно так же говорил? - поинтересовался Миреле.
Канэ отвёл взгляд в сторону.
- Я просто не понимаю, разве в нём было нечто заслуживающее такого всеобщего поклонения? - наконец, пробурчал он, не желая смириться со своим поражением. - И вашего тоже... Разве он был достоин? По-настоящему, как... как Светлейшая Госпожа или Великая Богиня, например.
Религии он придерживался официальной - верил не истово, но ровно, и здесь, опять-таки, вероятно, сказалась обособленная жизнь. Или, может быть, это было влияние того человека, который воспитывал Канэ в детстве - время от времени даже среди неверующих, в большинстве своём, актёров, попадались действительно религиозные люди. Миреле и не думал о том, чтобы обратить его в собственную веру - наоборот, снял с груди кулон со знаком Милосердного и спрятал подальше, чтобы Канэ ненароком не увидел его и не догадался.