- Да ну брось, - поморщился Ихиссе. - Он мне совершенно ничего не стоил. И Мерее, между прочим, тоже. У неё этих загородных домов... К тому же, она ведь не отдаёт его тебе в вечное владение.
- Дело не в том, стоило это каких-то денег и усилий или нет. А... - Миреле так и не смог найти подходящих слов и замер. - Я не ожидал этой неожиданной помощи, мне кажется, я ничем не заслужил её.
Ихиссе подошёл к нему ближе.
- Ты помогаешь ему, я помогаю тебе, разве это не правильно? Мерея столько лет помогала мне. По-другому не справиться. Если каждый будет помогать тому, кому может помочь, то, в итоге, никто не останется обездоленным. Хотя я не знаю, почему я это говорю, это совершенно несвойственная мне философия. - Он несколько наигранно рассмеялся. - В общем, если хочешь, можешь считать, что я просто пытаюсь вернуть тебе долг.
- Какой долг, Ихиссе, о чём ты.
- А то ты не помнишь ничего. Из всего, что я в жизни сделал нехорошего, пожалуй, именно это мучило меня больше всего. Хотя я очень долго не признавался в этом даже себе.
Миреле молчал. Он вдруг обнаружил, что, несмотря ни на что, то воспоминание, которое он считал не самым значительным в своей жизни и уже давно похоронённым, по-прежнему тяготило его - да так, что при попытке приблизиться к нему, он ощутил в груди нехватку воздуха. Одно дело было проигрывать в уме события давно минувшей ночи, а другое - говорить о них с человеком, который делил с ним тот же опыт. Который был его единственным свидетелем и непосредственным участником.
Приблизившись к нему вплотную, Ихиссе смотрел на него, почти не моргая, и в синих глазах его читался неуверенный вопрос. Миреле чуть отвёл взгляд.
Ихиссе понял и тоже отступил назад.
- Вообще говоря, ты меня здорово озадачил тем, что «не готов принять такой дорогой подарок», - заметил он своим обычным, довольно весёлым тоном. - Потому что, сказать по правде, у меня есть ещё один. И вот он-то точно смутит тебя ещё больше. Но что же делать? Я не могу оставить его себе. Он, как это говорится, именной. Предназначенный только тебе и никому другому.
Он сходил обратно к экипажу и вернулся, прижимая к груди довольно крупного размера свёрток.
Миреле ждал, теряясь в догадках.
Ихиссе с самым таинственный видом опустился на постель и, уложив свёрток к себе на колени, принялся медленно, мало-помалу спускать вниз прикрывавшую его шёлковую ткань. Видно было, что ему по-прежнему нравится производить впечатление и разыгрывать эффектный спектакль - впрочем, кому из них, актёров, не нравилось?
Миреле и рад был изобразить из себя взволнованного, благодарного зрителя, но внезапно волнение стало настоящим, а не только тем, что он пытался показать, чтобы порадовать Ихиссе.
Из-под ткани показались длинные тёмные волосы.
«Кукла! - молнией проскользнуло в голове Миреле. - Он решил подарить мне новую куклу, взамен утраченной...»
Но это было ещё полбеды.
С чувством смутного узнавания он смотрел в лицо своего подарка - овальное, казавшееся немного детским. Кукла улыбалась, однако всё равно казалась чуть печальной - так же как и та, прежняя. Но у этой, в отличие от неё, был удивительный взгляд - затягивающий и глубокий, как тёмное озеро. Длинные ресницы были подкрашены лиловой тушью; точно такого же цвета прядь в волосах, выпущенная из причёски, спускалась на грудь. Левая бровь была рассечена выпуклым шрамом.
Миреле попятился.
- Это... - проговорил он.
«Это уж слишком», - хотел сказать, но, несмотря на все владевшие им чувства, всё-таки старался сдержать резкость.
Это был подарок, и в этот подарок действительно вложили многое.
- Его лицо сделали по эскизам Мереи, - заметил Ихиссе, удовлетворённо улыбаясь. - Я очень доволен тем, что получилось.
Миреле всё-таки не выдержал и замотал головой.
- Нет. Нет!
- Да, Миреле, да! Что в этом плохого?
Ихиссе, наконец, сдёрнул ткань, прикрывавшую куклу, полностью, и глазам Миреле предстал наряд, в который она была одета - ярко-золотое одеяние, подпоясанное изумрудным поясом, точная копия одного из любимых нарядов Хаалиа. И крылья - хрупкие проволочные крылья за спиной, затянутые тончайшей тканью нежно-лазурного цвета и посыпанные драгоценной пыльцой.
Миреле попятился ещё сильнее и, ударившись поясницей о столешницу комода, как когда-то в доме Кайто, замер на месте.
Перед глазами у него было темно, и он не вполне понимал, что испытывает - гнев или боль.
Ихиссе бережно усадил куклу к себе на колени, расправив ей крылья.