Миреле подумал, что Ихиссе, в сущности, хороший человек.
Да, немного легкомысленный и болтливый... но кто без недостатков?
Зато у него доброе сердце, и он не обращает внимания на предрассудки.
Решившись, Миреле робко улыбнулся, выражая признательность, и увидел ответную улыбку - широкую и беззаботную.
- Когда за окном холод и мрак, то лучше всего помогает «кансийский фейерверк» - и светит, и греет, - проговорил Ихиссе, доставая откуда-то из-под одежды, ворохом наваленной на подушки, бутылку с тёмной переливающейся жидкостью. - Давай, давай. Я эту бутылку берёг для какого-нибудь особенного повода, но, в конце концов... Мне для тебя, малявка, ничего не жалко.
Он засмеялся и с виноватым выражением - дескать, «я такой, что с меня возьмёшь» - развёл руками.
Услышать такие слова было настолько невероятно, что Миреле замер, обхватив колени руками и глядя настороженно, как дикий зверёк, пойманный в лесу и принесённый в дом.
- Да? - спросил он глупо, разрываясь между недоверием и радостью.
- Да, да, - снова рассмеялся Ихиссе. - Ты вызываешь желание оберегать и опекать.
Он подошёл ближе и потрепал Миреле по волосам.
«Неужели это правда?! - потрясённо думал тот. - Так он всё время чувствовал ко мне симпатию, а я этого и не замечал, принимал за равнодушие?..»
Комната поплыла у него перед глазами ещё раньше, чем Ихиссе разлил «кансийский фейерверк» по бокалам и сунул в каждый из них по горящей тростинке. Миреле думал, что огонь тотчас погаснет, но этого не произошло - содержимое бокала вспыхнуло многочисленными искрами, а пламя начало ровно пылать над его поверхностью, как будто это была не жидкость, а горючий материал.
- Ага, удивился! - удовлетворённо заметил Ихиссе, глядя на его округлившиеся глаза. - Видел когда-нибудь такое, нет? Мне это подарила моя любовница... она имеет доступ к жрицам, а у них есть столько презабавных штучек. Чего там только нет, мой друг, если бы ты только мог увидеть! В результате мы отлично развлекаемся.
Он опустился рядом на постель и, хлопнув Миреле по спине, так и оставил руку лежать на его плече.
Выглядел он донельзя довольным - как фокусник, который устраивает шутки на потеху толпе гостей и безумно радуется чужому изумлению.
Миреле же, тем временем, решал сложный вопрос: придвинуться к нему ближе, чего ему очень хотелось, или же оставить всё, как есть? Он испытывал некоторую неловкость, ощущая руку Ихиссе на своём плече, и в то же время это ощущение - близости и тепла чужого тела - было таким непривычным и сладостным, что у него кружилась голова.
Ихиссе протянул ему стакан с «фейерверком».
Миреле выпил всё залпом, и горло обожгло, а картинка перед глазами окончательно расплылась, но в то же время с его плеч как будто упал тяжёлый груз - нет, он не разрешил своих сомнений и не получил ответов на вопросы, но это неожиданно перестало иметь какое-либо значение.
- Эй, полегче, полегче, - смеялся рядом Ихиссе, и от его смеха было тепло и хорошо. - Нельзя же так сразу, тебе плохо станет!
Некоторое время спустя Миреле обнаружил, что сидит вплотную к нему, положив голову ему на плечо - вопрос о том, придвигаться или не придвигаться ближе каким-то образом решился сам собой. Сквозь пелену, застлавшую его разум, пробивалась мысль, что он торопит события и, наверное, даже навязывается, но Ихиссе, судя по всему, не имел ничего против - он охотно обнял Миреле за пояс и притянул его к себе.
Они выпили ещё по одному бокалу.
После этого все проблемы окончательно исчезли.
- После того представления я так хотел сказать тебе и Ксае о том, что я восхищён, но не мог найти подходящих слов, - лепетал Миреле. - Вернее, я пытался, и ты, может быть, это даже помнишь, но, как всегда, выбрал неподходящий момент. Я такой неуклюжий, не только в танцах, но и вообще во всём... А потом боялся повторить свои слова, мне казалось, я буду выглядеть смешно. Ты казался мне таким равнодушным, таким погружённым в свои дела, что я не решался...
- Ты всегда мне нравился, - отвечал Ихиссе и гладил его по волосам. - Но пойми... это всё Ксае. Из-за него я не могу быть самим собой, он меня во всём сдерживает... ограничивает. Чёртов Ксае. Будь проклят день, когда я с ним связался. Нет, не будем сейчас о Ксае. Не хочу. Ты такой милый.
В какой-то момент Миреле обнаружил, что они находятся в горизонтальном положении. Он лежал на спине, а Ихиссе - сверху, продолжая обнимать его, гладить по волосам, даже целовать в щёки. От этого было немного неловко, но в целом же оказаться в чужих объятиях было таким блаженством, с которым ничто не могло сравниться. Миреле лежал, полуприкрыв глаза, пьяный от счастья гораздо больше, чем от «фейерверка», и боялся только одного - что всё это закончится. Что он перестанет чувствовать тепло чужих объятий, купаться в чужом внимании и снова окажется в одиночестве, окружённый молчанием и безразличием.