Неистощимый на выдумки, Утесов особенно гордился одной репризой. Посреди концерта в кулисе раздавался телефонный звонок, и на сцену протягивалась рука с трубкой: "Леонид Осич, это вас!"
Утесов брал трубку: "Алло… Да… Этот – хороший! Этот – плохой! Хороший… хороший… Плохой… Хороший! Этот плохой! Этот хороший!" Вернув трубку за кулисы, он пояснял зрителям: "Это жена звонила… С рынка… У нее плохое зрение, и я помогаю ей выбирать помидоры!"
На расширенном заседании коллегии Минкультуры СССР министр Демичев распекал деятелей культуры за отсутствие идеологической цельности. В подтверждение он привел какую-то ленинскую цитату, и тут из зала раздался голос Утесова: "Неверно цитируете, Петр Нилыч! У Ленина вот как!.." И – подлинную цитату, как из пушки!
Демичев тут же объявил перерыв. Референты понеслись проверять, и через полчаса Демичев торжественно возгласил: "Дорогой Леонид Осипыч, спасибо вам: вы меня поправили абсолютно верно! Обращаю внимание всех присутствующих: вот так настоящий советский артист должен знать произведения великого Ленина!" На что Утесов, скромно отмахнувшись, ответил: "Ай, что вы говорите! Просто на днях мне Мотя Грин принес номер к Седьмому ноября, так там эта хохма была!"
В истории советской эстрады было много хороших конферансье, но три фамилии торчат над прочими: Алексеев, Менделевич и Гаркави. Михаил Наумович Гаркави был необыкновенно толст. Он прожил на свете почти семьдесят лет, жена его была лет на двадцать моложе. Рассказывают, как-то на концерте она забежала к нему в гримуборную и радостно сообщила: "Мишенька, сейчас была в гостях, сказали, что мне больше тридцати пяти лет ни за что не дашь!" Гаркави тут же ответил: "Деточка, а пока тебя не было, тут зашел ко мне какой-то мужик и спрашивает: "Мальчик, взрослые есть кто?"
Алексеев как-то представлял публике артиста Театра Сатиры Владимира Хенкина – замечательного, остроумнейшего мастера, любимца Москвы. Реприза, с которой он вышел, получилась такой: "А сейчас, дорогие зрители, перед вами выступит артист Владимир Хренкин… ой, простите, Херкин… ой, простите… ну, вы же меня поняли!" Хенкин выбежал на сцену, как всегда сияя улыбкой, и сообщил залу: "Дорогие друзья, моя фамилия не Херкин и не Хренкин, а Хенкин! Товарищ конфедераст ошибся!"
Борис Врунов рассказывал, как однажды он конферировал вместе с Михаилом Гаркави. В программе вечера было и выступление литературного секретаря Николая Островского. Гаркави представил его публике и ушел в буфет. Тот говорил минут двадцать: "Павка Корчагин, Павка Корчагин…" Затем Гаркави вышел на сцену и произнес: "Дорогие друзья, как много мы с вами узнали сегодня об Олеге Кошевом!.." Брунов выбежал на помощь: "Михал Наумович, речь шла о Павке Корчагине…" "Что ж такого, – нисколько не смутился Гаркави, – у Корчагина и Олега Кошевого очень много общего: они оба умерли!"
Мария Миронова говорила про Гаркави: "Миша такой врун, что если он говорит "здрасьте!", это надо еще десять раз проверить!"
Московские артисты на гастролях в Тбилиси. Концерты ведет все тот же Михаил Гаркави. Как водится, гостей ведут в серные бани – это одно из главных тбилисских угощений. По дороге те, кто уже бывал, рассказывают новичкам о банщиках-чудодеях, которые своим искусством просто возвращают десять лет жизни! Гаркави особенно волновался в предчувствии новых впечатлений. Быстрее всех разделся и побежал в зал. Увидев его, громадного, высоченного, необъятно пузатого, маленький жилистый банщик категорически сказал: "Эта мить нелзя!"
В 60-е годы Гаркави ведет концерт на стадионе. После блистательного выступления Лидии Руслановой на поле вышла русская женщина и подарила любимой певице пуховую шаль. Гаркави с присущим ему темпераментом кричит в микрофон речь о том, что вот это и есть истинная любовь русского народа. Следующей на помост выходит Эльмира Уразбаева. Только спела – на поле бежит узбек и дарит ей часы. Гаркави, конечно, сопровождает подарок спичем о любви узбеков к своей певице. Затем он объявляет выход Иосифа Кобзона и, чуть отвернувшись от микрофона, предупреждает его: "Ося, будь готов: сейчас евреи понесут мебель!"
На одном из расширенных худсоветов Фурцева вдруг резко обрушилась на казачьи ансамбли. "Зачем нам столько хоров этих? – бушевала она. – Ансамбль кубанских казаков, донских казаков, терских, сибирских!.. Надо объединить их всех, сделать один большой казачий коллектив, и дело с концом!" Знаменитый конферансье Смирнов-Сокольский тут же заметил: "Не выйдет, Екатерина Алексеевна. До вас это уже пытался сделать Деникин!"