Плашмя шлепается в речку живая берёза — ровесница Яна. Шлёпаются и летят в воду гнёзда дроздов, синиц, малиновок. И так — до десяти часов утра.
А бывают учебные полёты истребителей вечерние, ночные…
Есть поверье: кто разорит гнездо ласточки, у того будут веснушки. Не страшное, конечно, наказание, особенно для мужчины. Но даже его не испытают экипажи сверхзвуковых самолётов. У Антон Антоныча веснушки есть. Но они от рождения. Ласточек он уважает.
Колодец
Всё видит старый Ян. У него два наблюдательных пункта — подоконник и скамеечка возле дома. В любую погоду на посту.
Старик сразу заметил: Антон Антоныч не играет в песке, не возится с игрушками. Больше крутится возле нас. Помогает бабушке белье носить с проволоки, где оно сушится. Бросает в воду свои грязные вещички. Камни кидает в Першокшну с мостика. Книжки листает с картинками. Дверь входную раскачивает туда-сюда. В тазу с водой посиживает. Путешествует между яблонями и ульями.
— Ходит, ходит он у тебя, пани Лида, — говорит старик нашей бабушке.
Моя жена у него «пани», а я — «пан». Такое у поляков обращение.
— Помощник растёт, — отвечает бабушка, опуская глаза, и в голове у неё делается горячо-горячо.
Да, совсем не играет, — одобрительно качает головой старик. — Ходит, ходит…
Так старый человек освобождается от тоски по здоровым ногам, по движению, по крепкой работе. Возраст отнял у него это счастье. И даже в маленьком ребёнке он оценил деловую неуёмность, осмысленность муравьиной суеты малыша.
«Жизнь не кончена…», — рассудительно думает Ян.
Верно говорят: «Ребёнок играет куклой, кошка мышью, а всяк любимой мечтою».
Муравей наш, как и сосед, ближе к мечте. Нашел-таки пустое ведро и тащит к колодцу.
Иду за ним. Открываю крышку, опускаю ведро. Антон Антоныч от нетерпения пританцовывает на месте, ходуном ходит, высоко поднимает колени, размахивает руками над головой. «Сучит ножками», — говорит бабушка.
Ждёт мальчишка, когда полное ведро вынырнет из гулкой глубины. Вынырнуло. В ведре плавает большая лягушка.
— Акука! — кричит внук и хватает лягушку.
Она выскальзывает из его ладошки и быстро-быстро прячется в крапиву.
— Все, Антон, спасибо! — Я закрываю колодец. Относим ведро в дом.
Вчера мы вытащили в ведре крота! Завтра снова пойдём за водой
Колодец есть и возле соседского дома. Антон Антоныч наведывается и к нему. Тайком от бабушки.
Но не так это просто — подобраться тайком. Ведь и у другого колодца есть хозяйка. Это пани Текля. Ей восемьдесят два года и Антон Антонычу она получается прабабушка, только соседская
Сегодня повезло: добрался мальчишка до её колодца. Схватился обеими руками за железную ручку ворота и стал раскачивать туда-сюда, туда-сюда…
— Антоша, нельзя к колодцу! Вот я тебя палкой… — скрипучим голосом объявляет прабабушка Текля.
Она тоже видит всё, как и её муж. Соседка издали грозит мальчишке можжевеловой палкой. (А палку-то я сделал, когда пани Текле стало трудновато ходить.)
Антон Антоныч строгость со стороны ценит. Услышал прабабушкин голос, присел на секунду от лёгкого страха — и к своему дому. Но не бежит, просто идёт побыстрее, дескать, не очень испугался.
А однажды мальчишка совсем оплошал. Вижу: бежит к соседскому колодцу, счастливо улыбается. Поёт песенку на своём секретном языке.
Вот она — ручка колодезного ворота. Блестящая, холодная. Сияет Антон Антоныч. Глаза горят — солнце отражают. А ручка ворота туда-сюда, туда-сюда. Жизнь!
Полный оборот ручкой он сделать пока не может. Роста мальчишке не хватает, чтобы полностью крутануть. Но и так хорошо: туда-сюда, туда-сюда. «Скрип-скроп, скрип-скроп…
— И вдруг:
— Возьми своего! — загудел из окна сердитый голос соседского прадедушки. — Следи, говорю тебе, за своим! Он мне колодец сломает!
Голос у Яна громовый. Гудит старик в сторону нашего дома, бабушку Антон Антоныча призывает. Гудит, как басовая труба духовая.
А Антон Антоныч испугался не на шутку: описался от страха. Попробовал бежать — ноги стали заплетаться. Да так, что он рухнул прямо под блестящую ручку колодезного ворота. Не плачет. По белым льняным штанам расплывается желтоватое пятно. А холодная ручка ворота предательски покачивается: «скрип-скроп, скрип-скроп…»
Ястреб