— А на тачку денег не пожалел…
— …Немудрёно, что он обоссался, — заключил Катышев, отворачиваясь от останков того, что ещё недавно было престижной машиной. — Из больницы он не сбежит?
— Он отсюда уезжать не хотел. Плакал, что второй раз хозяина не уберёг.
— Второй раз?
— Вот именно. Сгоряча проговорился.
— Потом начнёт отпираться.
— Пускай. Найдётся способ его разговорить. На всякий случай я отправил с ним двоих наших. После больницы привезут в отделение,
— Добро… Смотрю, ты уже начальником становишься? Распоряжения отдаёшь…
— Тебя же ведь не было.
Катышев заявился неизвестно откуда. В машине, которую он поставил чуть в стороне от остального милицейского транспорта, его дожидалась молодая блондинка. Сидела на переднем пассажирском месте, курила третью уже сигарету и куталась в шубу. Скорее всего не от холода, просто хотела продемонстрировать, что ей очень скучно, но она стоически, не жалуясь, переносит как скуку, так и необходимость быть свидетелем неприятного зрелища. Когда она опускала стекло, чтобы бросить окурок, становилась слышна магнитола. Звучала отечественная попса. Последний раз — «Зима, холода, все как будто изо льда…»
— Готовый понятой для протокола осмотра, — прокомментировал Катышев, перехватив акуловский взгляд.
— Да? Ей восемнадцать-то есть, Василич?
— Обижаешь.
— Не стал бы я с ней связываться.
— Почему? — Катышев чуть напрягся.
— А вдруг ты её не удовлетворишь? Она потом от подписи в протоколе откажется, заявит, что мы все подделали. Или скажет, что ты обманом расписаться заставил. Обещал жениться, а потом бросил. Огребем неприятностей, шеф!
— Дурак ты, Акулов!
На Катышеве был камуфляж армейского образца, но с милицейскими знаками различия. Он любил форму, видимо, в память о молодости, отданной службе в ВВ[4] МВД, и щеголял в ней при каждом удобном случае, становясь похожим на лихого командира роты спецназа. На совещаниях или во время дежурств по району это было уместно, но сейчас-то она ему для чего? Девчонку молодую соблазнять?
Очередной окурок вылетел в окно. «Иногда я жду тебя…»
— Обстреляли из автоматов. Вот оттуда, — Акулов указал направление. — Гильз — море. Всяко больше одного рожка выпустили.
— А где этот Кулебякин стоял?
— Вот здесь.
— Хм… Метров тридцать, не больше. Говоришь, одно ранение в руку? Да с такого расстояния из него дуршлаг должны были сделать! Чо за туфту он нам гонит?
— Разберёмся, Василич. Может, в него никто и не целился. Кто он такой? Им Громов был нужен.
— Это полное свинство с его стороны — дважды становится потерпевшим в нашем районе. Черт! И ведь знал, падла, кто такой зуб на него заточил. Ну что ему мешало исповедаться перед нами?
— Наверное, не верил, что мы отпустим грехи.
— С Кулебякой надо пожестче поговорить. Без нежностей. Ты его видел? Чо он из себя представляет?
— Расколем.
Подошёл эксперт-взрывотехник. В отличие от судебного медика, резиновыми перчатками он не пользовался. Правую руку он держал чуть на отлёте и нёс пистолет, зацепленный указательным пальцем за спусковую скобу.
— Почти не пострадал от пожара…
— Где ты его нашёл?
— В машине. Теперь уже не скажешь, где он точно лежал.
— Больше ничего?
— Пока нет. Но там до утра проковыряться можно.
— Ты уж, пожалуйста, повнимательнее. Ну-ка, покажи…
Это был «ТТ» отечественного производства, с полным магазином патронов.
— Даже номера не затёрты. — Катышев осмотрел находку со всех сторон, измазался в саже и вернул специалисту: — Отдай вон той тёте. Она у нас главная.
«Тётей» была дежурный следователь городской прокуратуры — после девяти вечера районные следаки на происшествия практически не выезжали, разве что в самых пиковых случаях, а сегодняшний, видимо, не был квалифицирован как нечто чрезвычайное. Воробьёва уведомили, но он приехать не соизволил, Тростинкину найти не смогли.
— А что ты вообще думаешь?
— Трудно пока сказать определённо, — взрывотехник пожал плечами. — Моё неофициальное мнение, хорошо?
— Годится.
— Грамм четыреста тротила и радиоуправляемый взрыватель.
— Что? Я думал, в бензобак попали, вот она и рванула… Хм, спасибо! Представляешь? — вопрос адресовался Акулову. — Не слабо подготовились ребятки! А стрелять не умеют. Причём — второй раз.
— Не вяжется как-то.
— Все вяжется как надо! Учли ошибки и подготовились.
— Нет… Тогда — кулацкий обрез и засада, которая для них самих могла превратиться в ловушку. Сегодня — войсковая операция.
— Надо трясти Кулебяку как грушу. Чувствую, от него вонь идёт! — Катышев ударил кулаком по раскрытой ладони и посмотрел вслед взрывотехнику, направившемуся к «тётеньке».
А вскоре она сама подошла к ним. Высокая, красивая. Молодая — лет двадцать с хвостиком. В норковой шубе до пят и с безупречной причёской. Под тонкими каблучками крошился лёд. В полусогнутой левой руке она держала папку из дорогой кожи. Акулов не к месту припомнил Сазонова — у него была такая же папка, стоившая много больше зарплаты как милицейского капитана, так и прокурорского следака.
Женщина говорила уверенно:
— Я уже почти все закончила.
За такое короткое время не управился бы и более опытный профессионал.
— Так быстро? — Андрей не сдержал удивления.
Взглядом его не удостоили. Женщина говорила только с начальством:
— Утром надо будет провести дополнительный осмотр — сейчас слишком темно. Но этим пускай занимается уже ваш следователь. Так что потрудитесь обеспечить охрану места происшествия. И пусть кто-нибудь приедет забрать у меня материалы. До десяти, даже до половины одиннадцатого, я буду у себя в кабинете. Постарайтесь, чтобы ваш человек не опоздал.
Катышев молчал. Стоял, опустив голову, и ничего не говорил.
Медленно падал снег. Снежинки были мелкие и колючие. Безветрие.
Женщине ждать надоело. Готовясь дать новые указания, она вздохнула: с кем приходится работать! Одну ногу выставила чуть вперёд, отчего вся роскошная шуба заколыхалась, пошла переливами. В разрезе мелькнула коленка.
Катышев, имеющий прозвище Бешеный Бык, опередил:
— Надо сейчас осмотреть как можно больше. К утру никаких следов не останется, — сказал он тихо, не поднимая головы и продолжая ковырять снег шнурованным тупоносым ботинком.
Услышали все. И те, кто стоял близко, и те, кто искал гильзы возле забора.
Акулов был слегка удивлён. Карьерист и приспособленец, человек сомнительных поступков и принципов, далеко не всегда справедливый и уж тем более не всегда чистый на руку, ББ явно нарывался на конфликт. Тем, кто его давно знал, было понятно: он почти закусил удила и готов оправдать свою кличку.
Дамочка этого не понимала:
— К сожалению, погода нам неподвластна, — свободной рукой она поправила причёску, — но если можете, то накройте все это каким-нибудь тентом.
Катышев шумно выдохнул через нос:
— Покажите мне протокол.
— Что?
— Покажи, что ты написала!
Под каблуком женщины треснул лёд.
— Я не обязана этого делать!
— Я ведь все равно посмотрю.
Составленный следователем протокол регистрируется в дежурной части местного отдела милиции, так что никакой следственной тайны в его содержании нет, тем более — от оперативных сотрудников, которым предстоит и дальше работать по делу. Но Катышев говорил не о том, что приедет в дежурку и там прочтёт документ — он собирался сделать это сейчас:
— Невозможно было так быстро управиться. Я думаю, там очень многого не хватает.
Со своими подчинёнными Катышев бывал не так корректен в формулировках.
Дамочка опять не поняла. Кажется, единственная из присутствующих. Даже мужчина, который её привёз, до этого тихо сидевший в своей тёмной машине, приоткрыл дверь и высунул голову, прислушиваясь. Почему-то он смотрел в сторону — то ли был туговат на ухо, то ли не хотел, чтобы видели его физиономию. Акулову казалось, что мужчина — кавказец. Тоже молодой, хотя и старше следачки. И явно не сотрудник, а какой-то знакомый. Вполне возможно, именно он подарил ей шубу — спортивная иномарка свидетельствовала, что делать такие презенты для него все равно, что грызть семечки. Если не проще.