Помешкав, неизвестный вздохнул:
— Ладно, сейчас… — после этого он отошёл от аппарата, и дальнейшие его слова было разобрать трудно. — Саша… Там кто-то… Поговоришь?
Жену Громова Калмычный видел два раза, и она ему не понравилась. Конечно, Александра была привлекательной женщиной, но жить бы с ней Иваныч не стал. И другу бы не посоветовал.
— Да. Кто это?
— Калмычный.
— Васю убили. — Ни тени эмоций; голос — как у живой куклы.
— Когда?
— Ночью. Взорвали в машине. Мне звонил следователь.
Воротник рубашки стал тесным. Иваныч, засунув под него указательный палец, несколько раз сильно дёрнул.
— Где это… было?
— Господи, откуда я знаю?! Кажется, возле бани какой-то. И чего его туда понесло вместо дома? — Теперь эмоции проявились. Что-то близкое к истерике… Нет, скорее — сильное раздражение. Только непонятно на кого. На звонящих, донимающих одинаковыми вопросами? На убийц? Милицию? Мужа, позволившего себя уничтожить?
— Мы чем-нибудь можем помочь?
— Чем? Сама справлюсь! Вы бы ещё… — Александра неожиданно бросила трубку.
Перезванивать Калмычный не стал. Сидел, стараясь не встречаться со Степанским глазами. Кажется, тот готов был испепелить его взглядом. Поразила реакция Петушкова.
Бледный, как мел, Николай тихо спросил:
— Взорвали? Около бани? Не может этого быть…
Тиканье часов, голоса за дверью — кто-то разговаривал с секретаршей. «Только посетителей сейчас не хватало», — поморщился директор завода.
— Что тебя удивляет? — Степанский повернулся к Николаю. — Возле бани нельзя людей убивать?
— Они ведь и нас могли…
— Значит, не захотели. Вот что, ребята, — «плантатор», продолжая сидеть с вытянутыми ногами, несколько раз стукнул кулаками по подлокотникам, — я улетаю первым же самолётом. Можете думать все, что хотите, но я рисковать не собираюсь. И вам советую поступить так же.
— Куда я поеду? — Калмычный дёрнул щекой. — Тем более, мне пока никто не угрожал.
— Будешь ждать? Ну-ну. Героическое решение! А я, простите, слишком стар для таких подвигов. Мне врач прописал не волноваться. Я жить хочу.
— Но ведь должен быть какой-то выход, — пробормотал Петушков.
— Я вам его подсказал. А ты, если хочешь, можешь сходить в милицию. Только не забудь рассказать, из-за чего все началось. Тебе обеспечат охрану… тюремную.
— В той истории только Громов был виноват.
— Попробуй это кому-нибудь объяснить. Я что, возражаю? Глядишь, тебе и поверят.
— Не бывает так, чтоб не было выхода.
— Купи пулемёт.
— Можно попытаться договориться. Точно! Нужно предложить денег!
Степанский посмотрел на него, как на ребёнка, взявшегося рассуждать о взрослых вещах.
— Как ты собираешься это сделать? На кладбище отнесёшь, положишь к памятнику вместе с цветами?
— Он позвонит ещё раз.
— С чего ты взял?
— Мне так показалось.
— Ну-ну. Громову, я смотрю, позвонили. Так позвонили, что весь город услышал.
Петушков покачал головой:
— Ты не понимаешь…
Степанский, выслушав его, махнул рукой:
— Фигня все это, Лично я ничего платить не собираюсь. А вы поступайте, как знаете. Иваныч! Набери справочное аэропорта…
Через минуту он уже ругался с оператором:
— Что значит — погода нелётная? Только что была лётная! Я понимаю, как все быстро меняется, но… И когда? Здорово!
Положив трубку, он проворчал: «В России, как всегда, бардак» — и подошёл к окну. Долго стоял, уперев руки в бока и глядя на небо.
— И где они снегопад разглядели?
Возвращаясь к креслу, задумчиво посмотрел на Калмычного:
— Рвануть, что ли, на поезде?
Сел, снова побарабанил кулаками но подлокотникам. Принял решение:
— Останусь до завтра. Надеюсь, за это время новой революции не произойдёт?
— Не обещали. Делами заниматься не будешь?
— Да уж какие тут дела! По сравнению с вашими у меня не дела, а так, мелочишка! В гостиницу соваться нельзя. Как чувствовал, прихватил ключи от одной конуры.
В подтверждение последних слов он продемонстрировал увесистую связку, извлечённую из кармана пальто.
— Мне нужен Андреич.
— Зачем?
— Чемоданы носить. А если серьёзно — пусть со мной перекантуется до утра. Проводит на самолёт. Не возражаете?
Возразить мог бы только Калмычный. Иваныч кивнул седой головой:
— Бери.
— С деньгами его не обижу, можешь не переживать. Если понадоблюсь — звоните на «трубку».
— Адреса не оставишь?
— Зачем? В гости никого не приглашаю… Прилетайте ко мне в Акапулько — там и погуляем как следует. А сегодня, простите, не до того…
Молодой охранник положил Андреичу на стол заявление об увольнении, придавил бумагу ключами от «волги» и молча вышел. Прочитав корявые строчки, Андреич чертыхнулся. Догонять молодого не стал. Хлопнула тяжёлая дверь, потом силуэт охранника мелькнул за окном. Андреич взял ключи и вышел из одноэтажного кирпичного флигеля, в котором размещалась его служба.
Машина стояла под фонарём, так что можно было ещё раз оценить все повреждения кузова. Извлечение из кювета стоило «волге» дополнительных царапин и вмятин. Андреич вспомнил про новую машину, обещанную Калмычным. Это не вызвало ничего, кроме горькой усмешки. Обещания звучали постоянно, и не только из уст генерального. Столь же постоянно они не выполнялись. Директорат предприятия тратиться на безопасность не любил. Даже зарплату норовили постоянно урезать, так что уж говорить об оснащении.
Опробовать «двадцатьчетверку» на ходу он не успел, услышал, как в кабинете надрывается телефон, и поспешил ответить. Распоряжение шефа не вызвано энтузиазма. За последние годы Андреич не встречал человека более неприятного, чем Степанский, хотя и видел его в аэропорту первый раз. Однако пререкаться не стал, обещал все сделать на совесть.
— Я выпишу премию, — сказал Калмычный, прощаясь.
Андреич подогнал «волгу» ко входу в административный корпус. В кабинет Иваныча не пошёл. Сидел в машине, не глуша двигатель. Слушал магнитофон: единственную заезженную кассету, с блатняком. Проводил взглядом секретаршу, машинально отметив, что сегодня она припозднилась.
Степанский вышел в сопровождении Петушкова, который нёс чемодан жёлтого цвета. Чёрный «мексиканец» тащил сам, и было заметно, что ноша для него тяжела. Странно — ведь крепкий на вид мужик. Или у него там кирпичи? На заводе, что ли, украл? Иваныч, когда нёс его в аэропорту, так не сгибался.
Чемоданы погрузили в багажник. Они едва влезли — мешало запасное колесо. Степанский, поджав губы, наблюдал, как Андреич разгребает инструменты и ветошь, чтобы освободить место. Промолчал, хотя замечаний у него, наверное, хватало. Молча пожал руку Николаю и сел на заднее сиденье.
— Куда едем? — спросил Андреич, выруливая за ворота.
— В Южный район.
— Он большой…
— Я покажу.
За ними никто не следил — это точно. Ехали по таким улицам, где не смог бы оставаться незамеченным даже самый квалифицированный наблюдатель.
— Направо… Прямо… Давай в «карман». Налево. Ещё раз налево… — по мере приближения к месту Степанский начал корректировать маршрут.
— Здесь тормози.
Двор пятиэтажного дома был заполнен самыми разнообразными автомобилями и освещён только светом из окон. Казалось, что вокруг нет ни души. Андреич поставил машину так, чтобы она не бросалась в глаза, прикинул, как будет выезжать, если придётся спешно ретироваться, и выключил зажигание. Двигатель ещё «детонировал», когда они открывали двери — сказывалось низкое качество бензина.
С крышкой багажника пришлось повозиться. Когда она поднялась, Степанский поочерёдно выдернул и поставил к своим ногам оба чемодана, посмотрел на охранника и сказал: