— Акулов, ты сколько лет в розыске?
— Нисколько.
— Ты что мне предлагаешь? На каком основании я должна выносить постановление об обыске? Ты где-то что-то услышал и, ничего не проверив, предлагаешь мне вписаться в авантюру? Кулебякин про своего брата что-нибудь сказал на протокол? Нет! Другие свидетели? Тоже нет! И я должна впрягаться в этот блудняк? Акулов, ты меня хочешь подставить? Я и без того за вашего Сазонова так схлопочу!..
— Раньше ты давала обыска на основании оперданных, — сказал безнадёжно Андрей; ему и самому стало смешно: на что надеялся, когда ехал сюда?
— То было раньше. А сегодня — это сегодня. Я в твоих авантюрах участвовать не собираюсь! Можешь, конечно, подойти к Воробьёву, или с Валентиной Ильиничной поговорить. Да только без справки никто из них тебя и слушать не станет!
— Без какой справки?
— Опять начинается! Ты вчера напился, что ли? Не помнишь? Справка из жилконторы!
— До Сосновки — шестьдесят километров по трассе. Это полдня нужно угробить, чтобы вам какую-то дурацкую бумажку привезти?
— У тебя было время. Сейчас, — Рита показала запястье с изящными часиками, — половина четвёртого. Мог два раза туда и обратно слетать!
Ни к прокурору, ни к его заместителю Акулов и соваться не стал.
Когда он выходил из кабинета, в спину ему неслось щёлканье компьютерной «мышки».
Тростинкина сидела с напряжённой спиной и раскладывала электронный пасьянс. В пепельнице сгорала сигарета. Карта не шла.
Отдел милиции располагался на горке, с которой был виден весь посёлок Сосновка. Длинный одноэтажный бревенчатый дом, довольно крепкий, хотя и весь какой-то чумазый. Высокое крыльцо в торце, снег перед ним был расчищен, возле крыльца стояли «УАЗик», два мотоцикла и джип «мицубиси-паджеро». За лобовым стеклом синела «мигалка», и Акулов посмотрел на номера: они были обыкновенными, общегражданскими, и не относились к серии тех, которыми пользовалась Лариса.
На большинстве окон отдела ржавели решётки, стекла не протирались сто лет, поотлетали наличники. Однако в нескольких окнах, от крыльца самых дальних, белели стеклопакеты, такие же, как и в коттеджах элитного квартала посёлка.
Дверь была заперта. Не увидев звонка, Акулов постучал кулаком. Долго ждать не пришлось. Мелькнуло за «глазком», проскрежетал засов и дверь отворилась. Рябой усатый сержант в наброшенном на плечи кителе и в рубашке без галстука, опершись на косяк, смотрел снизу вверх.
Акулов представился, показал документы.
— Проходи, — сержант посторонился. — По делу или так?
— По очень важному делу.
В дежурной части было очень жарко. Офицер смотрел телевизор — черно-белый, моргающий и прихлёбывал чай с бубликом. Единственная камера пустовала, дверь распахнули, чтобы проветрить.
— Добрый вечер. — Акулов остановился перед картой, пришпиленной на правую стену: — Не маленькая у вас территория!
— Сто двадцать тысяч населения, — кивнул дежурный, ставя кружку.
— Из оперов кто-нибудь есть на месте?
— Кто-нибудь есть. Один в Чечне, второй на больняке… Шитов, наверное, у себя. Леха, его тачка здесь?
— Стоит, — подтвердил рябой сержант.
— Посмотри, последняя дверь слева по коридору, — дежурный отвернулся к телевизору.
В коридоре было темно. Под ногами пружинили доски пола. Кое-где вдоль стен была свалена всякая рухлядь. Акулов зацепил какое-то ведро, и оно загремело откатываясь.
Последняя дверь была приоткрыта. Андрей вошёл, не постучав, и тем самым напугал хозяина кабинета. Тот встрепенулся, словно пересчитывал полученную взятку, хотя, на самом деле, сидел на корточках перед печкой и подкладывал дрова.
Акулов представился. Шитов, продолжая смотреть насторожённо, поднялся, и оказалось, что он почти на голову выше Андрея. Худой, небрежно подстриженный, в измятых зимних «слаксах» и толстом серо-коричневом свитере, он выглядел измождённым.
— Володя.
— Андрей.
Сели. Шитов включил настольную лампу, и Акулов смог внимательнее присмотреться к обстановке. Стеклопакет, жалюзи, редчайшая в милицейских кабинетах машинка для уничтожения бумаг. «Видеодвойка» и компьютер с плоским жидкокристаллическим монитором. Казённая, пару десятилетий отслужившая мебель, вязанка дров, ведёрко с золой. На столе — ключи от «паджеро» и крошечный сотовый телефон.
Шитов молчал. Сидел, сцепив тонкие пальцы и глядя мимо Андрея. Пойманного взяточника он больше не напоминал, но и человека, с которым хочется откровенничать — тоже. Будь ситуация чуть более серьёзной, и Акулов не стал бы ему ничего говорить. Но Иван, как представлялось, не являлся крутым мафиози, кормящим с ладони продажных ментов, и Андрей обрисовал ситуацию.
Шитов выложил на стол несколько фотографий Ивана. Типичный набор, который Андрею не раз доводилось видеть на обысках или в альбомах убитых, связанных с криминалом. В обнимку с друзьями; за накрытым столом; с гитарой; с напряжёнными бицепсами; с девчонкой на коленях; во время пикника на озере, с пластмассовым стаканчиком и куском шашлыка. Даже на ярких праздничных карточках Иван излучал самоуверенность и агрессию. Она не была его защитной реакцией или деланным имиджем — она была образом жизни. Улыбаясь подруге, он, казалось, был готов её изнасиловать, как только отвернётся фотограф. Обнимая друзей — пырнуть их ножом, если кто-то задолжает червонец. Рослый, наголо стриженый, формой черепа Иван напоминал неандертальца, да и лицом недалеко ушёл от древнего человека. Акулов не сомневался, что отныне сможет опознать его в любой толпе.
— Хорош гусь…
— У меня материалов на него — полный стол, — Шитов сложил фотографии. — Кражи, хулиганства, летом — грабежи отдыхающих. У нас ведь озеро — сам видишь, какое красивое, толпами из города приезжают…
Акулов не успел спросить, почему материалы до сих пор не реализованы. Будто угадав его вопрос, поселковый оперуполномоченный вздохнул:
— Никак к нему не подобраться! Все на уровне оперативной информации. Местные в свидетели не пойдут, а городские, кого он грабанул, не хотят второй раз приезжать. Кинули нам заявление — и ладно, в лучшем случае один раз позвонят, спросят, почему до сих пор никого не нашли. В прошлом июле утопленницу нашли. Шестнадцать лет, студентка ветеринарного. Приехала с компанией на шашлыки, отошла в лес и пропала. Только через месяц вытащили из озера. Прокуратура в возбуждении отказала[10], а по моим данным — Ваня её изнасиловал и утопил. Чисто сработал, если какие следы и оставил, то за месяц вода все уничтожила… Вы-то его хоть закроете?
— Не факт. Скорее, только отколошматим при задержании.
Шитов вздохнул и взялся за телефон. Набирая четырехзначный номер, пояснил:
— Чтоб лишний раз машину не гонять. Может, он вообще в город смотал, есть там у него где-то хата… Алло! Галка, это ты? А это я… Ага, богатым буду…
Акулов так и не понял, с кем говорил Шитов — с родственницей фигуранта, соседкой или каким-то своим осведомителем, но информацию он получил быстро:
— Дома сидит. Утром припёрся, бухой… Поехали? Можно, конечно, и по телефону его пригласить…
— Придёт?
— Не обязательно. Чутьё у него — как у собаки. Если что-то заподозрит — сразу нырнёт. Но можно, конечно, попробовать.
— Лучше не рисковать.
— Ты на машине?
— Доедем.
— «Жигули» там не пройдут… Ладно, пошли, придумаем что-нибудь.
Шитов надел заношенную кроличью шапку и милицейский бушлат без знаков различия. За пояс брюк заткнул пистолет:
— Выходи.
По коридору двинулся первым, предупреждая, где особо внимательно надо смотреть под ноги. Толкнул дверь дежурки:
— Серёга, мы адресок один навернём. Дай ключи от «УАЗика».
— Да он все равно не заведётся.
— У меня все заводится.
Продолжая смотреть телевизор, дежурный нашарил в ящике связку и не глядя метнул её Шитову. Вышло криво, ключи шмякнулись в стену, не долетев полуметра.