Сортир и входную дверь разделяло не более полутора метров. Чича преодолел их прыжком. Сзади на него уже кто-то летел. От предчувствия страшного удара свело поясницу. Но руки все же справились с замком, он врезался в дверь плечом и вывалился на площадку раньше, чем его остановили…
Никто не заметил, как готовился штурм. Не видели ни верёвок, ни скользнувших по ним фигур в чёрной форме. Все было прекрасно. Играла музыка, искрилось в стаканах вино. Они чувствовали свою силу и делали своё дело. Только отсутствие главаря несколько давило на нервы. Последние сроки вышли, когда он должен был появиться. А так все было, как в сказке.
И на тебе!
Стекла лопнули на удивление тихо. Раньше осколков на пол приземлились бойцы.
Уговорами никто не занимался…
Таджик пил вино, когда удар автоматом лишил его чувств, впечатав стакан в нижнюю челюсть. Румын успел посмотреть на противника, но это не помогло. Чёрный вихрь сорвал его с табуретки, крутанул и швырнул на горку с посудой. Румын разнёс её вдребезги и не успел упасть на пол, как тот же вихрь его подхватил, раскрутил заново и влепил в стенку так, что содрогнулись капитальные перекрытия.
Греке не повезло. Бойцы, проникшие в спальню, увидели женщину, которую им надлежало освободить, и носатого бандюгана, застывшего перед ней в позе Наполеона. Одного взгляда на женщину было достаточно, чтобы понять: с ней обращались неласково. Свет был притушен, гремел магнитофон. Началось задержание…
Видать, сходство Греки с французским императором не ограничивалось только скрещёнными на груди руками и выставленным коленом. Оно распространялось и на его самомнение. Только после того, как вся мебель в комнате оказалась разнесена в щепки, получилось заковать Греку в наручники. Это было не обязательно: в ближайшее время он все равно не смог бы передвигаться самостоятельно.
Чича выскочил за дверь и увидел двух человек. Они молча стояли, но слов и не требовалось. И без них все было ясно.
Из брючного кармана Чича выдернул нож. Бросился на врагов, закричав:
— Суки!
Фиксатор заклинило, клинок высвобождался из ручки до невозможности долго. За это время можно было разрядить магазин пистолета. А двое ментов стояли и ждали.
Чиче казалось, что он успевает полоснуть по горлу здорового, одетого в камуфляж. И ногой отоварить второго. Можно прорваться! Внизу наверняка ещё один пост, но если проскочить на чердак… Дом длинный, где-нибудь да найдётся лазейка!
Тот, что повыше и похудее, стоял, как и прежде. Разве что на лице появилась усмешка. А второй поднял руку с «пээмом». В огромном кулаке пистолет казался игрушечным.
Выстрел прозвучал хлёстко.
Чича спиной впечатался в стенку. Нож остался в правой руке. Левой, теряя сознание, Чича зажал простреленный пах.
— А ведь целился в ногу, — сказал Катышев, убирая оружие.
— Практически ты туда и попал.
— Люблю стрелять, но не люблю потом бумажки писать…
В квартире первым очухался Таджик. Два его друга лежали ничком и дожидались приезда врачей.
Даша, освобождённая из кладовки, указала на Таджика спецназовцам:
— Он хотел раздавить мою черепашку.
— Да? — хором переспросили трое бойцов.
— Нет!!! — заверещал Таджик. — Я просто шутил!
Ему почему-то никто не поверил. За спиной Акулова, уже вошедшего в спальную комнату, раздались характерные звуки.
Андрей прикрыл дверь — единственный деревянный предмет, оставшийся в комнате относительно целым.
Ольга, успевшая одеться, сидела на поломанной кровати. При виде Андрея попыталась подняться. Сказала с виноватой улыбкой:
— Какая я дура!
Он сел рядом, положил руку ей на плечо:
— Теперь все закончилось. Теперь все будет хорошо.
Рыдания то нарастали, то становились потише. Ольга пыталась что-то сказать. Сперва были понятны только отдельные звуки, потом Акулов, придвинувшись ближе, смог разобрать:
— Я… Я знала, что ты нас найдёшь… Но как… Как ты смог это сделать?
— Я пришёл к одному парню и хорошенько его допросил.
— Дверь там какая?
— Не вышибем. Да и нельзя его в хате брать, там же Вика! Она не в курсе проблемы. И нам помешать может, да и вообще… Сам знаешь, как у неё со здоровьем.
— Я понимаю. Предупредить её можно?
— Как? Мобильник отключён, в квартире два стационарных аппарата. Этот урод может подслушать. Опасно…
— Надо ждать, когда он на улицу выйдет.
— Вчера не выходил. И позавчера тоже.
— Если он главный, то должен поехать с Ольгой поговорить.
— Ничего он не должен. А если и поедет, то когда? Пока мы ждём, с ними неизвестно что могут сделать.
— Значит, надо вламываться и брать. Вика не маленькая, сообразит, что к чему.
— Я туда один зайду. Или его на улицу выманю, или её уведу.
— Рисково, он может тебя раскусить. Знаешь, как они в таких ситуациях чуют опасность?
— Я постараюсь…
Катышев вздыхает. Кивает:
— Удачи! Мы будем рядом. Погоди! Возьми пистолет.
Катышев расстёгивает свою кобуру и начинает доставать «Макаров».
Соблазн велик. Акулов отрицательно качает головой:
— Не надо, Василич. Отвык я от него… Не надо, так мне будет проще.
— Проще всего, когда он в руке и снят с предохранителя.
— Без него я себя уверенней буду чувствовать.
— Странный ты человек…
Лифт занят, и Акулов поднимается пешком. Пара минут ничего не решает, и хочется все ещё раз обдумать, оставшись наедине.
На этаже темновато и пусто, только вдоль левой стены громоздятся коробки и доски. Пахнет сыростью и какими-то химикатами. Через толстую дверь из квартиры не доносится ни единого звука. Андрей давит кнопку звонка резким движением, словно хочет таким образом разогнать опасения: Петушков улетел в Мексику, и значит, главный куш уже сорван. Теперь у Юры, несостоявшегося зятька, одна цель: не даться. Почуяв неладное, может пойти напролом.
Этажом выше занимают позицию Катышев и группа поддержки. Кто-то лязгает затвором автомата. Идиот! Дурацких фильмов, что ли, насмотрелся? Нормальные люди готовят оружие загодя.
Акулов ещё раз жмёт кнопку звонка, и сразу после этого дверь распахивается на всю ширину. На пороге — Виктория. Она удивлена внезапным визитом. Щурится, глядя из освещённого коридора в полумрак лестничной клетки. Придерживает на плечах шаль:
— Вот так сюрприз!
— Я не вовремя?
— Перестань!
Схватить за руку, вытащить на площадку. По двери — ногой. Крикнуть Катышеву…
Не успеть. Из комнаты появляется Лапсердак. На нем спортивные штаны и белая футболка, красиво облегающая накачанный торс. Он идёт лёгким шагом и оказывается рядом с Викторией. Обнимает её за талию, улыбается:
— Привет, Андрей!
Акулов вынужден изобразить радость:
— Здорово! Хорошо, что ты дома.
Кажется, что Юрий смотрит как-то не так, по особенному. Мнительность? Или он действительно что-то подозревает?
— Заходи, чего стоишь-то, как неродной? Викуся, ты чего братика в дверях держишь?
Теперь и она улыбается, привычно поворачивая голову так, чтобы меньше бросался в глаза шрам на виске.
Акулов заходит. Лапсердак протягивает для пожатия руку. Реальный шанс его нокаутировать. Но — сестра. Пока есть хоть какая-то возможность избавить её от шокирующего зрелища, надо играть. А возможность вроде бы есть. Не подозревает Лапсердак ничего, ведёт себя, как обычно. Лицо, глаза, голос…
Мужчины обмениваются рукопожатиями. Ладонь у Юры сухая, холодная. Пожатие — крепкое.
— Собственно, я за тобой, — сообщает Акулов.
— С вещами на выход?
— Без вещей, но в рабочей одежде. Ты же разбираешься в иномарках?
— Чуток.
— Моя «восьмера» в ремонте стоит, я сейчас на «БМВ» старом езжу. Глохнет, зараза! Хорошо, недалеко был, до вас смог добраться. Сам знаешь, для меня все, что под капотом — тёмный лес. Посмотришь?
— Ноу проблем, — Лапсердак растягивает брючины на манер галифе и изображает халдейский поклон. — Только переоденусь.