Я пересек песчаную улицу и, приблизившись к юным джентльменам, сказал:
— Кто-то хочет заработать рубль?
Пацаны зашушукались. Приехал, понимаешь, городской. Рубль предлагает! Мутное дело, сразу видно!
— А что надо? За самогон спрашивать будете? — уточнил один из них, конопатый и голубоглазый проходимец.
— А хоть бы и так… На Смычке у мужиков купить еще можно?
Джентльмены снова собрались в кучку и пошептались. На сей раз речь держал смуглый и поджарый товарищ в штанах с оттянутыми коленками:
— На Смычке нынче только проблем огрести можно, не совались бы вы туда, если не местный…
— А если местный? Положим, я предлагаю рубль, а вы мне к вечеру бутыль литра на два…
— Нет уж, — ответил смуглый. Он тут был явным лидером. — Ешьте сами с волосами, дядя. В сельпо сходите, там портвейн продается, за гроши. А в Смычок — это яким туебнем нужно быть, чтоб переть? Да и не было там горелки на продажу… Может, они себе что и гонят, но чтоб продавать? А если уж так первача захотелось, так это можно у Пырха спросить, у него вчора такой водар над хатой стоял, с ног шибало!
Ну да, молодое поколение уже говорило даже не на родной полесской трасянке, а практически чисто, по-русски, с вкраплениями местных словечек. Это и я умел.
— Давай, хлопцы, кто первый до Пырха, тому рубль грошей и пачку пячэння як падарунак. Я до крамы, и чтоб когда пришел — уже было ясно, кольки, дзе и за яки кошт, зразумели?
Они прониклись. Не то чтобы Дубровицкий район был белорусскоязычным — в подавляющем большинстве своем писали и читали все по-русски, но до конца изжить из белоруса трасянку и вот эти все «тудой, сюдой, хлопцы, грошы, цётки и дзядзьки», и вечное выбухное «г» — это даже у великой и могучей Москвы не получалось.
«Девушка, а вы москвичка? — Да-а-а, ма-а-асквичка, местная. — А на выходные что делаете? — Да хаты паеду, бульбу у бацькоу капаць!»
Так что хлопцы рванули как подстреленные. Желание купить самогона было отличной версией для обоснования разговора, мотивом для деревенских абсолютно логичным и понятным. Теперь джентльмены на вопрос: «Какого чорта той туебень от вас хотел?» легко ответят: «Гарэлки купить!» А я своего добился: узнал, что в Смычке — лесном массиве в междуречье Березины и Днепра всё еще (или уже?) творятся мутные дела.
Среди белорусов Павликов Морозовых не водилось — только Мараты Казеи. Своих эти юные джентльмены бы не заложили, спроси я напрямую про оленьи рога или охотников. А вот так, слегка прощупать тему — это было вполне приемлемо. Тем более какой-то особой тайны мне выведывать было не нужно, только получить подтверждение послезнания.
Я уже собрался идти в магазин, когда ливанул дождь. Вот только что вроде по небу бегали облачка, совсем безобидные, а прошло каких-то пять-семь минут, и, как у классиков — «грохочет гром, сверкает молния в ночи…» Ну, не в ночи, а просто — в не по-летнему рано наступивших сумерках. Дождь лупил с первобытной мощью, вдалбливал тугие струи в землю, кроны деревьев, крыши домов и шифер навеса над крыльцом, где укрылся я.
Несмотря на непогоду, прибежал конопатый тип — весь мокрый, и, сунув руку за пазуху, извлек оттуда пузырь с мутной жижей:
— С вас — трешка.
— Почему — трешка?
— Два за горелку, рубль — обещанный.
— А чего — два?
— Так за срочность! А еще я батин портсигар Пырху заложил, так что из-за вашей горелки шкурой рискую!
Я полез за деньгами и не удержался — спросил:
— А фамилия твоя как, спекулянт?
— Стрельченко, — сказал он и ни разу меня не удивил.
Дождь закончился так же быстро, как и начался. В участке — деревянном одноэтажном здании с красным флагом над дверью — еще не успели закончить с Чорбой. Егеря пили чай из граненых стаканов в металлических подстаканниках, беловолосый капитан скучал, второй милиционер орал за стенкой на браконьера.
Я вошел не постучавшись и поставил на стол бутыль с самогоном. Взгляды присутствующих мужчин сфокусировались на ней с удивительной синхронностью.
— Есть вариант взять логово браконьеров прямо сейчас, пока они не поняли, что их подельника скрутили, — сказал я.