— А куда он дел десять процентов? — не выдержал и проговорился м-р Хаггард.
А им этого только и надо! Все сразу заулыбались и начали друг друга поздравлять с успехом.
— Вот ты, братец, и раскололся! — сказал Чингисхан и стукнул посохом о каменный пол:
— Вот что тебя, оказывается, больше всего волнует! В чужой карман любишь заглядывать? На чужое добро заришься?!
Эстафету перекрестного допроса подхватил Мао/Пол-Пот:
— А может он бедным крестьянам помогает?! Может, у него о простых людях душа болит?!
— Да он лучше их в землю закопает и сгноит, чем бедным раздаст! — м-р Хаггард был непреклонен в своей правоте.
Тут Хаим Абрамович тихо так, как будто про себя, сказал:
— И ничего вы, любезный, не узнаете, а если и узнаете, то неправильные выводы сделаете. Как говорят у нас на Малой Арнаутской: «О зухен вэй, м-р Хаггард!» — и подал знак Гитлеру, а тот грянул во все меха «Раскинулось море широко».
И все запели, кто во что горазд.
Иван Васильевич фальшиво загорланил «Степь да степь кругом».
Чингисхан пустился вприсядку и загундосил «Москау, Москау, забросаем бомбами!»
Сталин на мотив «Сулико» затянул «Смело, товарищи, в ногу!».
Мао дуэтом с Пол-Потом загорланили «Хорст Вессель».
Тухлый Лу ничего не запел (на его планете не имели ни малейшего понятия о музыке), но из солидарности начал с шумом пить свои испражнения из тазика.
А Хаим Абрамович тихо так, по-партийному запел «Интернационал».
И вот в этот жуткий момент из темноты за спинами орущих злодеев появился м-р Пэтрофф.
М-р Хаггард мысленно потянул к нему руки и жалобно застонал:
— Помогите, ради Бога!
М-р Пэтрофф, недолго мешкая, взял за шиворот Мао вместе с Пол-Потом и дал им хорошего пинка, от которого они улетели пушечным ядром в дальний угол. Оттуда раздался жуткий треск, и вспыхнуло пламя.
Потом он проделал то же самое с Гитлером и Сталиным.
Услыхав, что гармонь больше не играет, Чингисхан и Тухлый Лу бочком-бочком уползли прочь, не дожидаясь, пока их настигнет рука Москвы.
Бедный Иван Васильевич растерялся и, не зная куда бежать, присел, вжав голову в плечи.
М-р Пэтрофф укоризненно покачал головой и сказал:
— Нехорошо, Иван Васильевич! В дурную компанию вы попали!
На что царь Иван начал истово креститься и клясться, что больше не будет.
Тут м-р Пэтрофф подошел к костру и, поставив ногу на спину упавшего на колени Хаима Абрамовича, обратился к м-ру Хаггарду:
— Что же вы так дали себя обмануть, м-р Хаггард? А если б я не поспел вовремя, что бы они с вами сделали?
Спазмы в горле м-ра Хаггарда не позволили ему ничего ответить. Лишь запоздалые слезы хлынули из его глаз. Тут подал голос Хаим Абрамович:
— Зря вы беспокоитесь, разлюбимый товарищ Петров! Я бы не позволил ничего плохого сделать нашему другу и верному торговому партнеру м-ру Хаггарду! Я знал, что вы скоро придете и разоблачите эту свору подлых предателей и убийц!
— Так я тебе и поверил! — усмехнулся м-р Пэтрофф и убрал ногу со спины Хаима Абрамовича.
Потом он этой же ногой, как будто сбивая прилипшую грязь, мыском постучал по тощему заду склонившегося:
— Ну-ка! Вечный Жид! Быстро освободи м-ра Хаггарда! — и пошел к выходу.
Однако перед тем как скрыться в темноте, обернулся и сказал:
— Вы, м-р Хаггард, впредь будьте осторожнее с этими! А то мы можем и не поспеть вовремя!
Как только м-р Пэтрофф удалился, Хаим Абрамович быстро вскочил и, радостно потерев руки, засуетился:
— Сейчас мы вас освободим, дорогой и любимый м-р Хаггард! — Быстрым движением он развязал веревку, на которой был подвешен бедняга.
М-р Хаггард почувствовал, что падает прямо на горящие угли и от страха тут же проснулся…
…Один мой очень хороший друг, которому я регулярно читаю только что написанные главы моего романа, по-доброму посоветовал мне изъять сон м-ра Хаггарда.
Мотивировал он это тем, что меня могут неправильно понять.
Я долго думал о его словах и все-таки решил оставить сон м-ра Хаггарда. И ничего не менять.
Во-первых, это все-таки сон м-ра Хаггарда, а не мой. Да мало ли что кому приснится?! Особенно такой Акуле Империализма, как м-р Хаггард. Я же ни коим образом не хотел обидеть ни одного еврея за то, что он еврей. Я людей люблю и готов уважать. (Моя первая учительница, мучавшаяся со мной с первого по седьмой класс, была еврейка.
Мой лучший друг детства был евреем.
Теперешний мой самый верный друг и компаньон (товарищ) по работе тоже еврей.
Так что это не просто слова, что я люблю и уважаю евреев.)
Во-вторых, ни для кого не секрет, что существует международный сионистский заговор (не еврейский, как хотели б величать его сионисты!). И этот заговор осужден в первую очередь самими евреями.
Также в свое оправдание я могу привести один текст, написанный мной в мае 1987 года (его читали некоторые товарищи, которые могут это подтвердить).
Это некоторые мои мысли о национальном вопросе.
Сейчас, в декабре 1988, этот вопрос стал, к сожалению, слишком актуальным для нашей страны, и так как я написал свои соображения за год до известных событий на Кавказе и в Прибалтике, то он может продемонстрировать, что мной двигали отнюдь не конъюнктурные соображения, а вполне законная тревога за нашу многонациональную Родину.
(В 1987г. произошли события в Казахстане, но эту вспышку нельзя рассматривать как серьезный факт национального кризиса, а лишь только как предвестник оного.)
На сегодня некоторые положения моих соображений немного устарели и потеряли актуальность, а некоторые слишком мягки и поверхностны, так как я не мог, естественно, предвидеть, чем обернутся для нас извращения в национальной политике, проводимые в Советской стране.
Но я привожу этот текст без изменений, так как считаю его определенном роде документом.