– Не-е. Я узел не трогал – только шкуру. Он палец поставил – типа там дальше уже х… хозяйство. Точно вроде рубанул. А он как заорёт. Смотрю – кривовато чуток вышло, ну и вот…
Медсестра ржёт. Анестезиолог тоже. Я стою над этим самым «хозяйством» со скальпелем в руках. Олег-счастливчик блюёт где-то в недрах санкомнаты приёмного. А Караим Антинохьевич на вершине блаженства. Что, как говорится, и требовалось доказать.
Дальнейшие полчаса были посвящены циркумцизио в Древнем Египте времён шестой династии фараонов. (Кстати, все фараоны были названы поимённо.) Циркумцизио в еврейской культуре, как олицетворению единства с Богом, следования Его заветам и принадлежности к избранному народу. Была зачитана Книга Бытия, Слава Яхве, не вся, а только отрывок, где говорится: «Каждый мужчина среди вас должен быть обрезан». Бытие 17 дробь 10. Мы узнали много нового о циркумцизио среди мусульман, африканских племён и индейцев Центральной Америки. О пользах и рисках. Об отдалённых последствиях и о том, почему у мусульман гораздо реже случается рак прямой кишки. Да-да. Караим в характерной для него манере и тут коснулся смежных специальностей, ибо «медицина едина и неделима, как цвета спектра, которые, лишь сливаясь, дают Свет».
Изредка прерывал он свои речи и, заглядывая через плечо операционной медсестры, изрекал: «Да», «Ага», «Здесь чуть выше», «Не надо Ревердена[12] – это тебе не матка», «Умница, моя девочка!», «Красоту в массы!».
Академик был галантным мужчиной – позже он самолично проводил меня до самого родильного дома неуютными подвалами и, ещё раз уточнив, точно ли я не хочу (правда, не уточнив – чего именно), отправился в главный корпус, зычно напевая «Любви все возрасты покорны, её порывы благотворны». Тексты нашего всего, положенные на музыку Петра Ильича, зычным эхом разносились по подвалу, пока я курила.
Поспать так и не удалось, потому как ближе к середине ночи потянулись дамы с тянущими, ноющими и схваткообразными болями в низу живота.
Всю пятиминутку начмед смотрела на меня, в предвкушении сверкая глазёнками. И в самом конце, не выдержав, объявила громогласно:
– И последнее! У нас ЧП! В связи с чем Татьяну Юрьевну в срочном порядке вызывает к себе начмед по хирургии! Доигрались вы в очередной раз, дорогая! Много себе позволяете и ещё больше о себе думаете! – Коллеги, заинтересованные запахом нового скандала, посмотрели на меня. – Да! Татьяна Юрьевна напилась и всю ночь шлялась по главному корпусу, превышая полномочия! Я думаю, что Алексей Гаврилович примет меры, и на сей раз я не буду вас выручать!
– А что, разве вы меня уже выручали? – елейным голосом спросила я.
– Все за работу!!! – заорала начмед по акушерству и гинекологии.
Поздоровавшись с невозмутимой, как сфинкс, секретаршей, я толкнула тяжелую дубовую дверь кабинета начмеда:
– Доброе утро, Алексей Гаврилович. Вызывали?
– Что вы, вашу мать, себе позволяете?!! – выдохнул на меня перегаром начмед. – Просил же вчера не пить!
– Так я и не пила.
– А за каким хером вас понесло оперировать урологическую патологию, если у них в отделении есть свой врач?! Это должностное нарушение. Нет! Это – должностное преступление!!! – заорал начмед и шандарахнул об стол журналом операционных протоколов ургентной операционной, где в графе «Хирург» гордо реяло моё ФИО.
«Ну Олег! Ну гад! Ещё и post faсtum удружил. Видимо, так и не пришёл в себя вчера. Ему-то что – он сын Ивана. А я, блядь, сирота! Мама – учитель. Папа – инженер…»
И тут распахивается дверь и, напевая на какой-то незатейливый мотивчик стихи «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?», входит Караим Антинохьевич. Первым делом целует мне ручку, заявляет, что я очаровательна (ага, а как же – после бессонной ночи и с растрёпанными волосами). Затем поворачивается к начмеду и говорит:
– Ты, Алёша, дороги Смоленщины, конечно, не помнишь. А вот отец твой покойный – помнил. И на красивых женщин варежку разевал, только чтобы обомлеть! Чего орёшь?!. А-а, да я смотрю, протокол операции неверно записан? Ай-яй-яй! Как это я недоглядел, а операционную сестру бес попутал – это с ними частенько случается. Дай-ка я поближе гляну… Ну вот, конечно, я вижу – ошибка, – тычет пальцем в журнал Караим. – Кто у нас тут хирург? Я хирург! А Татьяну Юрьевну я трепетно умолял мне проассистировать, потому как Олег Иванович были несколько не в себе и сильно жаловались на осетрину, что к нам в буфет завезли на праздник. А что пациент удрал – так за ним дежурный доктор следить не обязан, а вот псы твои приёмные – как раз наоборот. Но, надо сказать, парни красиво ушли. На «Газели». Как мы с твоим отцом от фашистов. Ах, Алёшка! Давай сообрази лучше кофию с коньячком. Или даже лучше коньячку с кофиём. На три, естественно, персоны.