Акустика
Большую часть времени наша учительница физики рассказывала о себе. О том, как она училась в институте, о своей семье, о школе, о родителях. О том, какие стихи ей писали поклонники. О том, как она замечательно поет. О том, что у нее невероятные экстрасенсорные способности. Рассказала, совершенно не смущаясь, про разговор, подслушанный ею в в библиотеке вуза, где когда-то была методистом.
История вышла следующая. После окончания института она работала на кафедре. И, разумеется, пела в самодеятельности. Так вот, стоит она в библиотеке за книжными стеллажами. И слышит, как беседуют заведующий кафедрой - её кафедрой - и еще не помню, кто. Этот, не помню кто, говорит заведующему кафедрой: - Что, взяли себе певичку, чтоб было кому в самодеятельности петь? Намекает, таким образом, что наша Тамара Борисовна к науке отношения не имеет. А зав. кафедрой ему отвечает: - Вы знаете, когда я в своё время преподавал у них высшую математику, то лучше неё в математике никто не разбирался.
В общем, кругом наша учительница выяснялась молодчиной. Правда, мы ей не верили. Ни про математику, ни про пение, ни про экстрасенсорные способности. Она ведь и нам кое-что напевала. Вернее, говорила речитативом. И это было вовсе не пение, а безголосое бормотание.
Зато с ней всегда было очень приятно общаться. Что мы и делали. Сидим однажды на перемене с моим школьным приятелем Сашей в кабинете физики. Беседуем с Тамарой Борисовной. Тамара Борисовна немного кокетничает. Она со всеми немного кокетничает - с мужчинами, с женщинами. Тут Саня говорит: - А давайте мы к вам послезавтра утром в гости придем. Послезавтра утром было воскресенье. - Давайте, - сказала учительница.
В воскресенье утром мы купили торт и пошли. Приходим, стучим. Нас спрашивают, кто мы. Мы сознались. Преподавательница высунула в коридор свою красивую кудрявую голову и велела нам немного погулять - она одевалась. Мы прошлись, вернулись, и нас впустили.
Сели пить чай - она похвалила торт. Потом опять начала рассказывать про свою жизнь. По обыкновению - очень увлекательно. Наши знакомые девушки так не умели, поэтому мы пили чай и слушали, довольные.
Потом спросила, хотим ли мы послушать, как она поёт. Саня сказал, что хотим. Она тут же метнулась за гитарой, приволокла раздолбанный инструмент с овальной фотографией на верхней деке. Я даже пытался его настроить, хотя понимал, чем всё кончится. Сейчас опять начнёт бормотать, как на уроке. И придётся её похвалить.
- Я вам из "Юноны и Авось" спою, - заявила она. И запела. Пела она потрясающе. Легко, точно и мощно. С воодушевлением, но безо всякого напряжения, как поют люди с действительно сильным голосом.
Я сразу понял, почему раньше она ограничивалась речитативом: так петь в школе было нельзя. Так красиво и громко. Все ученики побросали бы остальные занятия, занимались бы одной физикой. Девяносто Эйнштейнов в год - многовато для заполярного городка. А старые училки удавились бы от зависти. И молодые, красивые - тоже. Потому что так петь они не умели.
Я сразу во всё поверил. И в математику. И в то, что она - экстрасенс.
Вот так.