— Все, у меня и так жизнь с утра не клеиться, — настроение Марусика упало ниже плинтуса и намеревалось продолжить падение, хотя, казалось, дальше уже некуда, — или ты говоришь, куда деньги дела или я уезжаю одна. Стой тут, наматывай сопли на палец.
— Отдала.
— Зачем? Кому? Так, я за билетами, а если в автобусе не расскажешь, я… я… даже не знаю, что с тобой сделаю. Но точно что-то сделаю, у меня фантазия богатая.
В автобусе Мари повернулась к сестре и стала гипнотизировать ее взглядом, как удав кролика. Не выдержав пытки под сердитым сверлящим взглядом сестры, Несс стала выкладывать, как на исповеди:
— Я с троллейбуса вышла, значит, иду к вокзалу. А тут цыганка ко мне подбегает. Я ее даже не заметила, а она передо мной уже: «Красавица, памаги ребенку голодному, подай на хлеб». Ну, я ей сунула мелочь какую-то, а она мне: «Ну, дай еще рубль, что тебе, жалко?» Ну, я ей еще сколько-то там дала, а она опять: «А вон у тебя в кошельке десятка, совсем рваная, зачем она тебе? А мои дети второй день голодные сидят». А потом так быстро-быстро говорить начала: «Вот ты такая умная, красивая, щедрая, но печаль какая-то тебя гложет. Давай погадаю». И тут все про Ваньку и меня рассказывать начала. А я растерялась — откуда она знает? Я как раз шла, про него думала. Потом плохо помню, все как в тумане. Помню, что она кольцо попросила, зачем-то, потом денежку еще, чтоб удачу приманить. Я в себя только у кассы пришла, знаю, что билеты купить надо, а в кошельке денег нет, и кольца на пальце тоже нет. Ну, того перстня золотого, что бабушка на день рождения подарила. Денег то все равно мало было, только на билеты разве, а кольцо…
Нессик опять заревела, чуть ли не в голос, вздрагивая плечиками и пряча лицо в ладошках.
— И че? В милицию заявить надо было сразу, пока эта лахудра не смылась.
— Я испугаааа…лась. Чего им скажу? Я помню, что сама отдавала, она не украла же.
— Да, Нессик, ты — просто мечта лохотронщиков. Горе ты мое стоеросовое. Я твоим способностям в ляляку попадать просто поражаюсь. А этот Ванька твой ненаглядный — кобелиниус обыкновениус. Мне Лешик вчера рассказал, что он с ним поспорил, кого из сестер первую в постельку затащит. А ты из-за него перстнями золотыми разбрасываешься. Эх, Неся, ни фанта, ни умазии. Ладно, не ной, увижу я эту перелетную, всю душу вытрясу. Я ее, кажется, видела уже: она и ко мне приставала. Такая толстая, с бородавкой у носа?
Сдав первый экзамен, Марисса направилась к вокзалу. Воинственно настроенная, она размышляла: «Нет, это так оставлять нельзя. Ага, вот она, колдушка-побирушка. Сама ко мне топает».
— Голубушка, красавица, ребеночку на хлеб….
Ее глаза встретились с прищуренными злющими-зеленющими глазами Мариссы. Цыганка остановилась, как вкопанная, потом попятилась и быстрым шагом пошла прочь.
— Куда сдернула? Эй, ты…
Мари бросилась за ней и вцепилась в одежду.
— Стоять, бояться. Кольцо верни, ведьма кочевая.
— Что ты, красавица, какое кольцо? Пусти, ребеночек там меня ждет. Кушать хочет.
— Ты мне зубы не заговаривай. Кольцо гони, что у моей сестры стырила. А то сейчас орать начну так, что менты примчаться. Скажу, что деньги у меня украла — в миг в обезьянник определят.
Цыганке в это время удалось оторвать руку Мариссы от себя и, скользнув по ней взглядом, она, замерев, уставилась на ладонь девушки.
— Эх, голуба, судьба у тебя какая тяжелая, трудная жизнь тебя ждет…
— Это тебе сейчас нелегко придется. Я тебе быстро трудности обеспечу. Что, не въедешь никак? Все, орать начинаю…
Но руку не забрала: интересно же. Мариссе никто никогда не гадал, тем более цыганки. Любопытство просто распирало.
— Если погадать придумала, так имей в виду: денег у меня нет и золотых вещей тоже. Проездной, студенческий нужен?
— Не нужны мне деньги твои. Так скажу…
«Вы посмотрите! Неслыханная щедрость. Конечно, у Несс столько выгребла, теперь и благотворительностью заняться можно», — злилась Мари.
— Ой, с детства сказок не слушала. Да еще на халяву… Ну и чего ты мне такого рассказать можешь, чего я сама не знаю?
— Огонь в твоих глаза вижу, красавица. Это он ведет тебя в жизни твоей. Вот линия судьбы и линия жизни — расходятся они у тебя. Из-за огня этого. Плохо это… — она указала на ладонь девушки.
— Любить ты будешь всю жизнь одного мужчину. Вижу, в его глазах такой же огонь горит, что и в твоих. В этом огне вы оба сгорать будете. Все ты ему отдашь, даже жизнь свою… Вижу еще одного мужчину. Хороший человек, любить тебя будет сильно, все для тебя сделает. Но ты его никогда не полюбишь. Больно тебе будет, очень больно из-за того страшного человека, с огнем в глазах. Молодой, красивый, богатый и злой. Очень злой, свирепый, как зверь, не человек — тигр. Да, я вижу тигра… Убегать ты от боли, от него будешь, но от себя убежать не сможешь. Всю жизнь из-за этой любви страдать будешь, покоя не найдешь. — Глаза ее приобрели какое-то странное выражение: одновременно ужас, удивление и что-то еще, чего Марисса определить не могла. — Смерть вижу, кровь вижу, много смерти, много крови… Дороги дальние… Тюрьмы… Людей плохих, много людей плохих встретишь. Тайны будут окружать тебя… Две свадьбы у тебя вижу… Денег у тебя много будет, друзей много… Друзей терять будешь, деньги не нужны станут… — она оттолкнула руку Мари и быстро так, рысцой двинулась прочь.