Изучив потолок до мельчайших подробностей и сделав вывод, что результат моих размышлений самым недвусмысленным образом равен нулю, я поднялся и вышел в салон.
Перед сном Болл успел навести в салоне «порядок», и я потратил много времени, чтобы найти батиальную карту.
Карта представляла собой шедевр картографической замысловатости. Пятнадцать глубинных ярусов - девяносто прозрачных пластин. Надежда на визуальный разбор сразу померкла: такие карты требовали машинной дешифровки. Я разыскал пестро разрисованный карт-бланк с пометкой «М-2» и направился в рубку.
В чреве пульта время от времени что-то негромко и мелодично позвякивало. Полупрозрачную толщу темной полусферы покалывали острые огоньки, мерцали пустые экраны. Выдвижной столик завален бумагами. Сверху - несколько исписанных от руки листков и графики. Почерк Болла. Я разложил бумаги по порядку и стал просматривать…
Умница, подумал я. Голова! И еще подумал, что я перед ним виноват. Но почему он молчал? Впрочем, виноваты мы оба. Взаимная подозрительность, обмен информацией сквозь зубы - вполне достаточно, чтобы извратить основной принцип разведки. Глупо. И самое глупое то, что мы оба знаем, как все это глупо, и ничего не делаем для большего взаимопонимания… Болл догадался использовать наиболее доступный канал информации, а я узнаю об этом случайно.
Он исследовал память Мурена и на основе полученных данных вычертил графики. Получалось: добыча тяжелой воды резко упала за несколько дней до того, как Дюмон покинул станцию. Кривые на графиках имеют ступенчатую форму. И там, где «ступеньки», множество пометок Болла: «В программе не задано! Кто выключал агрегаты? Зачем?» Да, эти выключения явно не подконтрольны Мурене, потому что дальше - серия проверок исправности роботов и правильности их программ. Но это ничего не меняет - ступеньки, ступеньки… Любопытно, что последняя попытка стабилизировать добычу не доведена до конца - вообще прекратили подачу энергии на агрегаты. Словно бы наши предшественники поняли бесполезность этой затеи. Или были заняты чем-то другим. Далее Мурена получает совсем уж необычное задание: составить программу для автоматического извлечения из атомного бункера небольшого количества радиоактивного изотопа тория! В огороде бузина, а в Киеве дядька…
Я машинально вытряхнул из футляра пластины батиальной карты и заложил их в приемный блок кодового устройства. Опустил в щель дешифратора карт-бланк. Мелодичный перезвон в чреве пульта украсился новыми тембрами. На экранах четкое изображение поперечного разреза нашего глубоководного поднятия. Минут пять я тупо смотрел на экраны, пытаясь вспомнить, по какому азимуту задал Мурене разрез…
Боллу я оставил записку: «Очень сожалею о сегодняшнем инциденте. Еще раз приношу свои извинения: я не знал, что задуманный вами эксперимент с агрегатами настолько оправдан. Вышел в воду в 5:45. Вернусь через двадцать часов. Делайте все, что считаете нужным. Жму руку, Соболев».
РЕКВИЕМ БЕЗДНЫ
Из-за неровной линии горизонта поднималась луна. Горизонт слишком близок, а луна слишком розовая. Даже не луна, а какое-то новое ночное светило, потому что луна не бывает таких огромных размеров и, главное, розовой…
Мне вдруг пришло в голову, что мы, люди, до крайности утилитарны. Даже в вопросах творчества. Мы не можем позволить себе роскошь сосредоточивать усилия за пределами действия принципа целесообразности. Океан может, ему плевать на принцип целесообразности. У него хватило фантазии сотворить эту великолепную живую планету (почти целиком из воды), а мы, его прямые потомки, разинув от восторга и удивления рты, ломаем головы над вопросами «как?» и «зачем?» И страшно завидуем. В своих лабораториях пытаемся научиться такому же мастерству, разгадать, использовать, улучшить, применить. Иногда это удается, иногда нет. А вот завидовать, наверное, не стоит. Океану легче фантазировать на тему «Многообразие жизненных форм», в его распоряжении вечность.
Розовое диво волокло за собой длинный шлейф нежно светящихся щупалец, прозрачных и тонких до синевы. Имя этого грациозного существа я знал: тайра глобалос - недавно открытый вид глубоководных медуз-исполинов. Мало кому из людей доводилось наблюдать королеву медуз в естественной обстановке. Мне повезло, я мог считать себя счастливцем.