Вот почему я корю себя за то, что очень сильно затянул публикацию своих записок. Если бы мне удалось закончить рукопись лет 10–15 назад, глядишь, Резун не так нагло вольничал бы у нас. Надеюсь, уважаемые читатели, вы не сочтете, что я страдаю манией величия. Нет, я отдаю себе отчет в том, что в моей книге много недостатков, в ней далеко не все сказано. И места не хватило — нельзя же издавать многопудный том: никто читать не будет. И многое еще не рассекречено. Закон есть закон, и я обязан его соблюдать, хотя некоторым издателям обязательно подавай сенсации.
Я старался рассказать о разведуправлении нашей армии и его людях, моих боевых товарищах, однокашниках и однополчанах, правдиво и объективно, показать положительные и отрицательные стороны разведки в разные периоды жизни нашего государства без прикрас и очернительства. Мне хотелось представить разведслужбу такой, какая она есть на самом деле, без выдумок и преувеличений в худшую или лучшую сторону.
Резун назвал здание, где сейчас размещается ГРУ, «Аквариумом» и вынес это слово в название книги. У некоторых моих коллег это вызвало почему-то возмущение или, по крайней мере, неприятие. А мне кажется, зря ворчат. Это самое лучшее, что придумал мистификатор. Ничего тут зазорного или обидного нет. Действительно, наша военная разведка самая молчаливая служба. И аквариум битком набит рыбами, но ничего не слышно. Тишина, ни одного громкого слова.
Поэтому я решил озаглавить свою книгу «Аквариум-2». Надеюсь, меня поймут правильно: речь идет о ГРУ, но мой «Аквариум» не имеет ничего общего с резуновским. Это «Антиаквариум» и не более того.
Пусть люди читают и сравнивают, что написано у меня, а что у Владимира Резуна. Пусть думают и делают свои собственные выводы.
Счастливые и страшные тридцатые
Летом 1937 года закончилось самое счастливое и беззаботное время в жизни каждого студента, будь он гражданским лицом или военным, — время учебы. Мы, выпускники Военно-химической академии, должны были разъехаться в разные утолки Советского Союза.
Основная масса слушателей нашего потока, получив очередное воинское звание воентехников I ранга, что соответствовало нынешнему старшему лейтенанту, назначалась в качестве помощников начальников химической службы стрелковых дивизий по технической части. Некоторые направлялись на полигоны, а еще меньше оставались в аппарате Военно-химического управления Народного комиссариата обороны и академии.
Не обошлось и без исключений. Некоторых наших коллег, кстати, не блещущих особыми талантами, но зарекомендовавших себя активными общественниками, сразу взяли на крупную партийно-политическую работу. Вскоре они стали видными государственными деятелями. Якуб Алиев, узбек по национальности, поднялся до поста министра иностранных дел Узбекской ССР; Николай Патоличев стал секретарем обкома партии, затем ЦК КПСС и министром внешней торговли СССР; Даниил Стрелянный назначен начальником ПВО Ленинграда. Ставили их на посты, о существовании которых выдвигаемое зачастую не имели ни малейшего понятия. Забирали на оперативную работу в НКВД, военную разведку, посылали парторгами на большие оборонные заводы, комиссарами военных научно-исследовательских институтов.
Десятки, если не сотни тысяч государственных и партийных работников к этому времени были уничтожены или находились в лагерях и тюрьмах в результате необоснованных репрессий, достигших в 1937–1938 годах своего апогея. Нужно было срочно заполнить вакуум в кадрах. И это проводилось зачастую наспех на основании анкетных данных, с упором на пролетарское происхождение и партийность выдвигаемого. С отсутствием опыта и знаний при назначениях обычно не считались, полагая, что это дело наживное. Слишком много вакансий было создано в громадном государственном и партийном аппарате, и число свободных мест продолжало расти во всех его звеньях. При таком огульном выдвижении создавались благоприятные условия для проникновения в государственные и партийные структуры карьеристов, перестраховщиков, стяжателей, а в лучшем случае просто добросовестных невежд.
Зимой 1937 года, когда мы все еще трудились над дипломными работами, меня вызвали в Разведывательное управление РККА к комбригу Стигге, где, к моему удивлению, предложили по окончании академии должность в военной разведке. После беседы с оперативным сотрудником управления капитаном Вайнбергом я понял: в этом учреждении обо мне все знают, вопрос о моем зачислении практически решен, и требуется лишь мое согласие, поскольку в разведку брали только добровольцев.