– Освоитесь с обстановкой, устроите свой быт, приступите к выполнению разведывательных задач. Вы не новичок в разведке, опытный офицер. Покажите нам, как надо добывать образцы в логове главного противника.
Дронов понял, откуда дует ветер: похожие слова он слышал в Центре от начальника управления. «Покажу», – про себя подумал Виктор и, попрощавшись, вышел из кабинета резидента.
В Москве Дронов наслышался много разных историй о резиденте. Разведчики шутили: «Не имей сто рублей, а женись, как наш Матвей». Толком, пожалуй, никто и не знал, кто жена у Киселева. Кто говорил, дочь какого-то помощника Косыгина или даже самого Брежнева. Единственно, что достоверно было известно: Матвей Григорьевич очень быстро поднимался по служебной лестнице. Окончив Военный институт иностранных языков, попал в ГРУ и вскоре сразу в Военно-дипломатическую академию, после которой был направлен во Францию. Пробыв там четыре года, в одно касание поступил в академию Генерального штаба Советской Армии. Правда, ходили упорные слухи, что здесь случилась небольшая заминка. Личное дело абитуриента из академии возвратили в ГРУ с припиской, что претендент ни одного дня не служил в войсках и по этой причине не может быть принят. Из ГРУ личное дело повторно направили в академию и просили обратить внимание на раздел «Сведения о родственниках». После этого инцидент был исчерпан и абитуриент стал слушателем главного высшего учебного заведения нашей армии. Дальше все пошло как по маслу: по окончаний академии Киселев автоматически получил звание генерала, переместился на совершенно другой уровень советской иерархической системы и вскоре поехал резидентом ГРУ в США.
Подобные головокружительные карьеры Дронова уже не удивляли, но все больше и больше стали раздражать его самолюбие. Он в глубине души остро завидовал этим людям, зависть выливалась в злобу и ненависть к системе, при которой сплошь и рядом было возможно такое. После Швеции, сталкиваясь с подобными случаями в жизни, стал все чаще и чаще задавать себе вопрос, почему в минуты смертельной опасности для Родины одни люди, их было большинство, не колеблясь, уходили добровольцами на фронт, как его старший брат, твердо зная, что шли на верную смерть, и несмотря ни на что по-другому поступить не могли, даже если бы им представился шанс получить бронь. Другие от страха, как тараканы от яркого света, заползали в темные щели, чтобы отсидеться до лучших времен, потом, когда опасность миновала, вылезали и, выдавая себя за героев, занимали места погибших. Эти «герои» стали плодить себе подобных, они заполняли кабинеты на Старой площади, Лубянке, в МИД, МВТ, ГРУ, направлялись за границу послами, торгпредами, военными атташе, освобожденными партийными секретарями, специалистами. В войсках уже вовсю ходил анекдот про генерала, у которого сын не мог стать маршалом, так как у маршала тоже был сын. Торжествовало библейское: «По плодам их узнаете их».
Дронов презирал этих людей, в нем накапливалось зло, критическая масса которого росла и должна была привести к неуправляемой реакции, к взрыву.
Сергей Фроликов, старший инженер торгпредства, заканчивал свою первую длительную загранкомандировку. Он пригласил Виктора по старой доброй армейской традиции к себе на обед. Дронов принес буханку черного хлеба и селедку из Союза, так было принято за рубежом. Русскому черному хлебу и селедке радовались как манне небесной. Посидели, выпили, поговорили за жизнь, Сергей рассказал о США, старался передать свой житейский опыт, советовал, где и что покупать, называл магазины, обещал помочь с квартирой и машиной. После застолья к вечеру пошли прогуляться по парку, в квартире о делах не говорили, зная о любви американцев к технике.
У людей при первой встрече иногда срабатывает какой-то скрытый аппарат: «свой – чужой», при помощи которого происходит обмен информацией и ее оценка, позволяющая им предварительно судить друг о друге, об их взаимной совместимости, степени доверия друг к другу. Что-то подобное сразу сблизило Виктора и Сергея, который доверительно посоветовал быть поосторожнее с шефом и особенно с его женой Марией Петровной, властной самолюбивой женщиной, которая любила иногда руководство резидентурой взять в свои руки. Сергей рассказал, что однажды в резидентуре в общей комнате офицеры довольно громко обменивались мнениями, не заметив, что дверь в кабинете резидента была приоткрыта, и он хорошо слышал разговоры. Один офицер стал хвалить прежнего шефа, сравнивая его с новым. Сравнение было явно не в пользу Киселева. Через некоторое время резидент написал отрицательную характеристику на этого офицера, обвинив его в бездеятельности и трусости. Оперативнику пришлось досрочно уехать из страны. На его карьере разведчика был поставлен крест.
Другой офицер как-то не заметил в спешке жену Киселева и не поздоровался с ней. Мария Петровна рассказала все мужу, и офицеру пришлось объясняться и просить извинение у своенравной Кабанихи.
Дронов попал с корабля на бал, 3 ноября прибыл в Вашингтон, а 7 ноября был уже в посольстве на приеме, посвященном национальному празднику СССР – Великой Октябрьской социалистической революции. Этот праздник всегда отмечался за рубежом в советских представительствах широко и по-русски хлебосольно.
Виктор не раз бывал на подобных торжествах и хорошо себе представлял, как они проводятся. Во всех странах регламент проведения этого праздника в советских посольствах практически был одинаков. Но на этот раз одно обстоятельство Дронова очень удивило. Накануне приема офицер по безопасности Сидоров, собрав оперативный состав советской колонии на инструктаж, обращал особое внимание участников приема на закрепленные за ними объекты. В частности, некоторым товарищам поручалось следить за колоннами в залах приема. На недоуменный вопрос Дронова, зачем это делается, Сергей Фроликов объяснил, что пару лет тому назад на приеме один еврей приковал себя цепью к колонне и стал во всю глотку орать об антисемитизме в СССР. Прошло немало времени, прежде чем удалось его отцепить и выдворить из посольства.
Иностранцы любили посещать наши приемы, где можно было на дармовщинку хорошо выпить и закусить. В тот день в посольстве было очень торжественно. В актовом зале посредине был установлен стол с различными закусками и напитками. В центре на большом блюде красовался огромный осетр, специально доставленный самолетом из Союза, украшенный с двух сторон помидорами, свежими огурцами, корнишонами, белой и красной капустой, зеленым салатом, горошком. Отдельно стояли хрен с уксусом, соус майонез, соус зеленый, а также соленые огурцы, оливки, маслины, грибы. Что только не наготовили под руководством посольского повара Пал Палыча жены сотрудников советской колонии, мобилизованные на подготовку праздника. Посол с супругой стояли у входа, принимали гостей, здороваясь с прибывающими и принимая поздравления.
Ровно в 19.00 все приглашались к столу. До этого торжественного момента гости группами толпились у поставленных в углах зала баров, пили аперитив, соки, курили, беседовали. Свободные от комплексов иностранцы нетерпеливо поглядывали на обильно накрытый стол, дожидаясь сигнала. Наконец по приглашению хозяев иностранцы устремлялись к столу и набрасывались прежде всего на осетра, не стесняясь наполняли с верхом свои тарелки. Советские граждане скромно с бокалами стояли и терпеливо ждали, когда иностранцы отойдут от стола. Когда от осетра остались рожки да ножки, к столу начали робко подходить советские люди. Женщины в белых накрахмаленных кокошниках сновали с подносами между празднично одетыми дамами и джентльменами, предлагая вкусные деликатесы. Особым спросом пользовались пирожки.
По мере выпитого шум в залах нарастал, переходя в сплошной гул. Гости становились оживленными, разговорчивыми. Было тесно и душно.