Двадцатилетний Гребенщиков любил прогуливать занятия и бродить по городу с жаждой новых ощущений и противогазной сумкой, полной книг. Он по-прежнему обожал слушать диски Харрисона и под его влиянием написал мелодию «Гуру Панджахай». Он глубоко погрузился в индийскую культуру и теперь подписывался именем Пурушоттама.
Тогда же Борис обратил внимание на оригинальный метод работы гитариста The Beatles, который построил композицию The Inner Light на переводе фрагмента священного текста Лао-цзы, добавив в финале несколько своих фраз. Такая коллажная техника впечатлила Гребенщикова, но до знакомства с лирикой Дилана оставалась исключительно в подсознании поэта. Тогда казалось, что на стылой невской земле несколько студентов-фантазёров пыталось вырастить собственный «солнечный хаос», который не был похож ни на свингующий Лондон, ни на рок-боевики «Санкт-Петербурга», ни на официальную фарцовку ансамбля «Поющие гитары».
«Настоящее творчество не может иметь ни причины, ни смысла, — декларировал свои взгляды Борис. — Оно просто растёт, как растут деревья».
По воспоминаниям Джорджа, в мае 1973 года «Аквариум» всё-таки покинул сказочный Зеленогорск. Музыканты перевезли на примат небогатый комплект аппаратуры: два магнитофона, самодельный микшерный пульт, гитару, рабочий барабан, «бочку» и хай-хэт, которые заняли половину пространства. Тем не менее нашим «мерцающим единомышленникам» вполне хватило места и энергии, чтобы в этой крохотной каморке развернуться в полный рост.
Затем отчаянные Боб и Джордж решили записаться и даже придумали название для этой акции: «Искушение святого Аквариума». Заодно объявив миру, что Гуницкий будет играть на барабанах и бонгах, а Гребенщиков — на электрической и акустической гитарах. Вокальные партии было решено исполнять либо хором, либо — по очереди.
«Мы подходили к процессу очень серьёзно, — вспоминал Джордж. — У нас была установка: «мы идём писать альбом». И если бы в то время наши исполнительские возможности были выше, то, возможно, это оказалось бы не так интересно. Тогда мы уклонялись в примитивные аккорды, но несколько песен всё-таки получилось, как ни странно. Целенаправленно мы решили делать чистую психоделию».
Без сомнений, это был отважный поступок. Как будет осуществляться запись, Боба и Джорджа не беспокоило — дескать, «ввяжемся в драку, а там видно будет». На зимних каникулах в здании было тихо, а значит, можно было фиксировать на плёнку дыхание новой вселенной. И за три февральских дня 1974 года у двух умников сложилась черновая версия концептуального альбома. Безусловно, всё это и рядом не стояло с тем, что им хотелось бы услышать, но первый шаг в нужном направлении был сделан.
Через несколько лет Гребенщиков попытался описать этот варварский хэппенинг в «Правдивой автобиографии Аквариума»:
«Наш первый альбом представлял собой извращение двух идиотов (Бориса и Джорджа), занимавшихся сюрреалистической “Аммагаммой”: некие непонятные желудочные звуки, стуки плёнки задом наперёд, петли, стихи, отдельные куплеты песен и фразы. Очень смешно, но очень плохо записано. Для “пластинки” характерно название последней вещи — “Пение птиц и птичек на могиле сдохшего ума”».
Но всё могло оказаться ещё печальней, если бы в творческий процесс не вмешался умница Марат, обладавший абсолютным слухом. Он окончил музыкальную школу, играл на нескольких инструментах и изучил консерваторский учебник под названием «Гармонии», посвящённый доминант-септаккордам и хроматическим секвенциям. Неудивительно, что Джорджу и Гребенщикову такой бэкграунд казался пилотажем самого высокого класса.
«Моё реальное сотрудничество с «Аквариумом» началось в тот момент, когда я забрёл в комнату за сценой и обнаружил там Борю и Джорджа, пытавшихся записать первый трек «Искушения», — рассказывал мне Армен Айрапетян. — Быстро выяснилось, что я понимаю в аппарате куда больше, чем эта парочка. Поэтому я был торжественно назначен «аппаратчиком Маратом» и оставался им ещё несколько лет. Меня удивило, что Боб и Джордж абсолютно не спорили — было ощущение, что они полгода готовились к записи и обсудили заранее все детали. Во-вторых, на качество им было наплевать — можно фальшивить, сбивать ритм, путать слова. Поэтому никаких дублей они не делали, разве что если плёнка порвется или микшер сдохнет. И наконец, мы втроём получали огромное удовольствие от процесса. Результат я проверил на родственниках. Они мужественно терпели, но композиция «Я — шизо» окончательно добила всех, и мне было приказано выключить магнитофон под угрозой выселения».