Юля звонила все реже, а их встречи стали какими-то… скучными, что ли, едва ли не вымученными, что, естественно, не могло не огорчать и даже обижать Кирилла: не хватало ему Юли…
Однажды он не выдержал и попытался как-то прояснить отношения, даже не столько упрекая (упрек, однако, слышался), сколько… На что Юля ответила просто и лаконично: «Я сплю…» – этим вроде все и объяснялось: зима, снег, солнца мало, светает поздно… Возразить нечего. Зима располагает к спячке, а некоторые особенно подвержены этому (вегетативно-сосудистая дистония), ничего тут, увы, не поделать.
А потом и вовсе перестала звонить.
Свадьба
На свадьбе пели ангелы.
Они пели много часов подряд, пока народ веселился, а заветрившиеся губы жениха и невесты все еще сладко сливались при криках «Горько!». Все это запечатлевалось на пленку, аппарат в умелых руках увековечивал каждое мгновение зарождающегося счастья. Вид у новобрачных был слегка ошалелый, слегка утомленный, но пока еще торжественный. Кое-кто из гостей уже поклевывал носом, низко склоняясь к тарелке и едва не задевая лицом остатки деликатесов, кое-кто, забыв про «горько» и отвернувшись, спорил о политике, а кто-то азартно выделывал коленца под громкую музыку магнитофона.
Ангелы же продолжали петь сами по себе. Лучше всего, пожалуй, слышал их семилетний Федя, которого привела на свадьбу родственница невесты. Если браки совершаются на небесах, то это нормально, когда поют ангелы. Федя смотрел на жениха с невестой, чинно сидевших во главе стола и терпеливо ждавших очередного «Горько!».
Музыка из магнитофона пыталась заглушить райские голоса ангелов, но ей это не удавалось. Федя все равно слышал их, особенно когда невеста улыбалась.
Невеста была просто ослепительно красива – как бывают красивы только невесты. И ангельские голоса были такими непередаваемо чарующими, что Федя, которому никак не сиделось на одном месте (он то вскакивал, то соскальзывал под стол), к концу вечера стал задремывать.
Между тем ангелов слышал и дед невесты. Человек глубоко пожилой, под восемьдесят, он то и дело засматривался на улыбающуюся внучку, белоснежную в пышном свадебном платье, похожую на фею из сказки, и глаза его то и дело увлажнялись. Они и должны были петь, ангелы, так как его внучка была самой красивой внучкой и самой красивой невестой, ей удивительно шли фата и белое платье, и вся она просто лучилась чистотой и счастьем.
Дед с просветленной грустью думал, что вот дожил-таки до свадьбы любимой внучки, и кто знает, может, повезет увидеть и правнуков. Для него это было самое большое событие последних двадцати лет, собственно, до этого таким же самым важным событием было ее рождение, и вот теперь, надо же, свадьба, взрослая девушка, барышня, можно сказать, хотя, казалось бы, еще вчера он держал ее на руках, совсем крохотную, что-то сладко щебечущую на дитячьем своем языке.
Она и тогда была как ангелочек, маленькая, беленькая, пухленькие губки бантиком. «Дидя, а воми мя на ручи, – лопотала нежным голоском, – воми, пожальста», и он отрывался от чего угодно, чтобы подхватить, поднять высоко очаровательное созданье, прижать к себе теплое, почти невесомое тельце.
Теперь же он не мог налюбоваться ею, время от времени смахивая слезу и громко высмаркиваясь в платок, а ангелы между тем выводили какую-то небесную мелодию, отчего деду становилось так душевно, что он даже забывал выпивать и кричать «Горько!».
Ангелы красиво поют, ничего тут не скажешь. Отец жениха тоже что-то такое улавливал, но он, глядя на счастливую пару, вдруг понял, что в своей жизни был на настоящей свадьбе всего лишь раз, много лет назад, почти мальчишкой, шестнадцать, кажется, ему было. Замуж выходила его старшая сестра, в ресторане на Тверской была куча родственников и друзей, все танцевали, и он тоже, изрядно выпив – то ли по неосторожности, то ли нарочно, чтобы хоть как-то влиться в стихию праздника, потому что все было очень торжественно, разгульно, весело, он поначалу стеснялся и держался чрезвычайно скованно, а потом вдруг его разобрало, и он, удивляя родителей, лихо отплясывал с подругой сестры. Его уже несло и подругу несло, и каким-то загадочным образом отнесло аж на набережную Москвы-реки (был июнь), и они там целовались, как сумасшедшие, он впервые в жизни, по-настоящему, и стояли долго обнявшись, он еще что-то хотел, но подруга сестры не хотела, они снова целовались и просто стояли, пока над Москвой не начало розоветь, и тогда она взяла такси и уехала, а он поплелся пешком домой, и шел очень долго, чувствуя себя по уши влюбленным… А потом оказалось, что подруга сестры замужем и ему ничего не светит, и все осталось воспоминанием, но вот чтоб тогда пели ангелы, этого он, увы, не помнил.