Из тьмы перед глазами проступила женская фигурка с ребенком на руках. Настя и Ваня. Не те, из обещанной Зверем будущей, безмятежной жизни, а настоящие, ждущие меня за пределами иллюзии Аквариума на поверхности планеты Земля. Не знаю, Настя ли каким-то образом прорвалась сюда из реальности, или я сам неосознанно смог настроить этот визуальный контакт. Не важно. Я видел любимых, а они видели меня. Ваня не спал; его взгляд был очень сфокусированным и осознанным, просто невозможным для новорожденного, однако, удивляться сил не было. А Настя... Она смотрела на меня своими бездонными серыми глазами, самыми красивыми во всех возможных мирах. В глазах плескались невыразимая тоска и горе, а по щекам текли слезы. Она все знала и все понимала. Закусила губу, в отчаянии покачав головой, а потом крепко зажмурилась. Прошла бесконечно-долгая секунда, и Настя вновь открыла глаза. Тоски больше не было; вместо нее осталась светлая грусть. Я вспомнил этот взгляд, заблудившийся в бездне времен и пространств и явившийся мне на горячем речном песке в еще не случившемся будущем. Все правильно, так и должно быть.
- Я люблю тебя. - Сказала Настя. Слов слышно не было, но я прекрасно понял. Потом она печально улыбнулась самыми уголками губ и чуть заметно кивнула. Да, Любимая. Именно так. Смирение. То самое третье состояние души...
Я последний раз взглянул на их лица, стараясь оставить этот образ внутри навсегда, и низверг себя в Аквариум. Открыл глаза. Зверь возвышался мрачным исполином далеко впереди. Клубы мрака, наполненные легионами Его войска, вырастали из широкой спины, словно бесконечные черные крылья, и затмевали собой все небо. Только Город еще не был тронут тьмой. Между берегом и Зверем оставался понижающийся отрезок моста длиной в полсотни метров.
Именно по этому отрезку я и ударил.
Чувства, мысли, сомнения - все исчезло. Остались только непоколебимая решимость и уверенность в правильности своих действий. Гравитация с готовностью отозвалась на мой зов, за долю секунды сконцентрировавшись в могучий таран, тут же начавший стремительное падение откуда-то сверху, с самой высоты утонувших в непроницаемой черноте небес. И последнее, что я увидел перед тем, как мое оружие коснулось моста, был жуткий взгляд Зверя, брошенный на меня через плечо. Самые страшные во всех временах и мирах бешенство, гнев и ненависть переплелись в этом взгляде. Он жестоко скрутил и парализовал мои тело и сознание, но было поздно. Бесплотный молот с оглушительным грохотом раздробил бетонную плоскость и, почти не замедлив скорости, ухнул в Реку. Вверх ударил чудовищный фонтан мутной, серой жидкости, в брызгах которого мелькали каменные обломки моста и автомобили. Дорога, соединяющая Город и чужой горизонт, была разорвана. От разлома в мою сторону побежала асфальтовая волна, еще больше расширяя трещину посередине, которая, словно кривая молния на одежде, делила мостовое полотно на две расходящиеся части.
Первым вниз устремился Зверь. Его очертания потекли и начали закручиваться в исполинскую воронку, узким хоботом уходящую под поверхность Реки и расширяющуюся наверху, где высокая черная фигура соединялась с тучей, затмившей небо. А потом он закричал. Это сложно было назвать звуком; пространство-время забилось в страшных судорогах, сотрясаемое неистовой яростью, исходящей от покидающей его сущности. Мост под ногами, итак бешено трясущийся после моего удара, резко вздрогнул всем своим многокилометровым телом, расчертил воздух острыми штрихами последних лопнувших вант и изломанными линиями падающих пилонов, и рухнул в Реку. Целиком, сразу по всей своей длине. В последний момент я чудом успел сильно оттолкнуться от его поверхности и взвился высоко в воздух, с замиранием сердца глядя на устроенной мною же катаклизм. Ненадолго завис над грандиозным сооружением, гибнущим внизу, а потом меня всем своим тяжким весом накрыла туча, засасываемая в глубину вслед за Зверем. Я оказался в самой гуще кошмарных существ, сверлящих меня глазами, полными ненависти и голода, почувствовал когти и зубы, впившиеся в тело, а затем сильно ударился о взбудораженную поверхность Реки. Пробил ее насквозь, отмахиваясь от облепивших меня тварей, и полетел куда-то еще ниже, в горячую, багровую бездну вслед за Зверем и его войском. Тяжкий раскат грома, вспышка черного света; я словно ослеп и оглох, все физические ощущения пропали, осталось только чувство свободного падения, от которого захватывало дух. Несколько секунд бешеного полета, еще один удар грома, дикая, раздирающая боль и...
Аквариум исчез. Ни Города, ни Реки, ни моста. Вокруг простирался открытый космос, переливающийся скоплениями света бесчисленных галактик. Я был огромен и одновременно ничтожно мал, существуя в каждой частице материи, в каждом измерении и в каждой единице времени этой Вселенной. У меня больше не было тела; его разорвало на атомы и развеяло над атмосферой планеты Земля эпохи раннего палеолита. Осталась только душа - бесплотный сгусток энергии, принцип, информация, равномерно распределенная по всему объему пространства-времени. И душа покидала это пространство-время. Ее утягивал за собой другой принцип, несравнимо более массивный и значительный, почти прорвавшийся сюда из чужого космоса, но вынужденный отступить. Отступить временно, ибо пуповина, которая соединяла две Вселенных, была разорвана, но узел стягивающий их параллельные поверхности, остался целым и невредимым.
Планета неприятного грязно-серого цвета все также летела вокруг солнца по своей замысловатой орбите, неся на своей тверди миллионы горбатых существ, живущих во множестве времен. Ткань космоса вокруг нее менялась по мере моего перехода из обычной материи в материю темную, на ее фоне проступили очертания незнакомой и очень странной звездной системы, но с Нибиру, находящейся сразу в обоих мирах, ничего не происходило. И никогда не произойдет.
А затем из искаженной глубины двух наложенных друг на друга антагонистичных пространств проступило бессчетное множество тонких нитей, связывающих планету Ануннаков с сетчатыми бранами. Некоторые из тех, что впивались в плоть нашей Вселенной, были красного цвета, один в один повторяя схему, собранную из моих и Настиных воспоминаний. Несущие скрепы, удерживающие и питающие Остров. Узловые синапсы, замыкающие на Нибиру времена и материи. И чтобы увидеть их, нужно было лишиться физического начала и оказаться именно здесь, за пределами этих самых времен и материй, на бесконечно малой границе миров. Не осознавая самого себя, я потянулся к алым прожилкам и начал аккуратно рвать их натянутые струны, выдергивая отсеченные концы из только что покинутой мною браны, исключая таким образом не только Ануннаков, но и любую память о них вдоль всей расширяющейся поверхности горизонта событий, уходящего и в прошлое, и в будущее. Самое удивительное это то, что у меня получалось. И когда последняя нить была с корнем вырвана, а серая сфера навсегда исчезла из Солнечной системы, меня накрыла беспросветная и огромная тень Зверя, и мою душу полностью поглотило иное измерение. Темнота, холод и...
Меня не стало.
14.
Темнота. Однотонно-багровая, пронзающая, бескрайняя.
Холод. Обжигающий и бесконечный.
Секунда, год, эпоха - все утратило смысл и содержание. Времени не существует. Не существует ни мыслей, ни чувств, ни воспоминаний. Есть только ледяной мрак и вечная мука. Мука - монотонная и, одновременно, острая. Ее нельзя назвать невыносимой, так как у нее нет предела, за которым она могла бы кончиться. Эта мука намного страшнее.
Рядом - слева, справа, сверху, снизу, вокруг, внутри - кто-то огромный и страшный. Он пожирает страдания, упивается болью. Он доволен, но хочет еще и еще; его голод и жажда бесконечны, как и он сам.
Так было и так будет всегда. Нет. Правильнее - так есть. И все...
Но вдруг в однообразном небытии что-то происходит. Краткий проблеск на сплошном, мрачном фоне или тихий звук, выбивающийся из равномерного шума. Изменение практически неуловимо, его невозможно конкретизировать, но все-таки оно имеет место быть. Потом еще раз и еще. Промежутки между этими явлениями запускают отсчет времени, становясь все короче и короче. Вскоре начинает растворяться осознание присутствия рядом ненасытного ужаса, вслед за этим постепенно уменьшается и боль. Зловещий багровый мрак светлеет и меняет цвет на темно серый. В его плотной массе появляются бледные, медленно и хаотично движущиеся участки.