И пил. А потом мучился страхом и ненавистью к себе. А потом снова пил...
Вобщем, в сухом остатке имеем: ранним утром понедельника перед дверью в офис стоит тридцатипятилетний похмельный мужик интеллигентного, хоть и немного помятого вида, страдающий от хронической депрессии, потерявший цель и ориентиры в жизни, не видящий и не хотящий ничего в будущем, которого сегодня по дороге на работу впервые в жизни посетила белочка.
Аплодисменты!
Егор провел карточкой по датчику, дверь тихо пискнула и отворилась. Мерзкий, оценивающий взгляд поверх очков секретарши Дынечки, сидевшей в холле и встречающей посетителей, молчаливый кивок Егора, подобие кивка в ответ, полного высокомерного презрения. Будучи не с бодуна, можно было бы сказать какую-нибудь гадость насчет ее внешнего вида, но не сегодня. Сил нет. Сейчас быстрее на рабочее место, а то жвачка во рту уже исчерпала все свои соки, и любое общение с сотрудниками выдаст его с потрохами.
- Доброе утро! - не поднимая глаз, произнес Егор, входя в комнату, точнее, просторный офисный рабочий зал. Упав в опостылевший стул, Егор нажал кнопку на блоке питания и, пока компьютер просыпался, огляделся вокруг. Почти вся компания в сборе. Пенсионерки, видимо, как всегда приперлись часов в семь и сейчас сидят, уткнувшись носами в мониторы. Более молодая часть коллектива пьет кофе, докрашивает ногти и тихо переговаривается между собой. Лето, вяло текущий кризис, серьезных заказов нет, поэтому все расслаблены и думают скорее не о работе, а уже о следующих выходных. Нет на месте только главного конструктора, Алексея Алексеевича, он в отпуске на даче, и молоденькой, недавно устроившейся Машеньки. Но это не нонсенс; она, вообще, девушка летящая, может прийти и к обеду, ничего не боится.
Зашел зам, поименно позвал избранных на планерку к директору. Счастливчики удалились, а остальные постепенно притихли и занялись работой или чем-то еще - Егор не видел их мониторы. Все рабочие места были обставлены папками, каталогами, фикусами и прочим, чтобы максимально обеспечить уровень защиты от чужого взгляда. "Как партизаны в окопах" - подумал Егор, хотя его рабочее место в принципе тоже было похоже на блиндаж. "Докризисная привычка, когда было много леваков" - придумал сам себе оправдание он и усмехнулся про себя.
"А на планерку опять не позвали" - мелькнула было мысль, но тут же захлебнулась в волне безразличия. "Скоро совсем со счетов спишут. Ну и хрен с ними! Дворником пойду работать."
Похмельное утро на работе всегда тянется мучительно долго. Мысли тяжело ворочаются в голове, расчеты продвигаются как улитки, а от стимуляторов, типа кофе и сигарет, становится только хуже.
Ближе к обеду позвонила жена. Равнодушно поинтересовалась, как дела, и с небрежно скрываемой ноткой злорадства рассказала, как они там весело купаются-отдыхают. Дала трубку дочке, Егор было оживился, но та, видимо увлеченная какой-то игрой, отрапортовала "Папа, я тебя люблю!" и отдала телефон маме, которая, сказав "Алло", оборвала звонок.
"Вот и поговорили", - привычно подумал Егор и вздохнул. Недавно речь первый раз зашла о разводе и, видимо, далеко не последний. "А что ты хотел? В зеркало на себя глянь, грустный член, блин"...
Наконец, время подошло к двенадцати. Наскоро пообедав в столовке на первом этаже, Егор помчался на маршрутку. Надо было забрать машину. Во-первых - вечером на дачу за дедом, а во-вторых, будучи за рулем, Егор не так сильно ощущал себя алконавтом. Все-таки личный автомобиль в какой-то степени дисциплинирует, не давая окончательно скатиться в синюю яму.
Вернулся на работу почти вовремя. Мозг заработал более ровно, мысли устаканились, и расчет был доделан и отправлен на сервер. Висела еще одна небольшая халтурка на стороне, но на нее было решено сегодня забить, так как заказчик был человек спокойный и неторопливый и конкретных сроков не поставил. Поэтому оставшееся до пяти время Егор бесцельно ковырялся в дебрях интернета, равнодушно просматривая веселые картинки и ролики, да время от времени пялился на туго обтянутую джинсами задницу Машеньки, когда она проходила мимо, но тоже скорее по привычке, вроде как - я мужик, как же мне не посмотреть. А ведь года три назад случая пофлиртовать, а может и завести интрижку он, наверное, бы не упустил. Тем более, что Машенька эта, хоть и с пустой головой, зато всем остальным была оснащена на славу.
Короче, вроде все было как всегда, но постепенно Егор отметил, что душевный дискомфорт, который он с утра списывал на похмелье, а потом на свое психическое состояние в целом, сегодня был какой-то другой. Как будто в привычное гудение роя пчел в голове вклинился басовитый шмель. Тоска была какой-то совсем уж щемящей, тревога более острой, предчувствие беды не проходило. Он даже позвонил жене, терпеливо раза четыре натыкаясь на механический голос, утверждающий, что абонент занят, потом все-таки поговорил с ней и с дочкой - "у нас все хорошо, мы отдыхаем, когда вернемся пока не знаем, ты же ведь один фиг на работе".
Все равно, что-то было по-другому.
"Наверное, следующая стадия депрессии; интересно сколько их всего? Те, кто знает, к сожалению, уже не ответят... Пипец, что ж как тяжко-то? Видимо, придется сегодня опять накатить", - наконец родилось в его голове, и со смешанным чувством облегчения и стыда Егор немного приободрился.
Отстояв в пробке на выезде из города, ладно хоть не пятница, добрался до дедовской дачи. Тот сидел в полной боевой готовности на рюкзаке, с корзинами первого урожая. На дачу заходить даже не стал. Погрузив все в багажник и пристегнув деда, который ни разу в жизни не справился с ремнем самостоятельно, помчался назад. По дороге Егор был досконально проинформирован о всех плюсах и минусах текущего дачного сезона, неудачах местной, когда-то горячо им любимой, футбольной команды, повышенном давлении и подвигах послевоенной дедовской молодости. Стараясь не слишком выпадать из беседы, Егор отвечал коротко, четко, даже задавал какие-то вопросы, хотя шмель в голове уже явно начал перекрывать ставших такими родными пчел.
"Я сегодня по ходу - Винни Пух, блин! Че за фигня? Скорее бы приляпать."
Доехали. Знакомый с детства пятиэтажный дом, двор, с которым связано столько хороших воспоминаний, лавка, на которой когда-то любила читать газету бабушка, потрескавшийся асфальт, горбатые деревья. Все, когда-то бывшее родным, все за что хотелось подержаться, почувствовать тепло и счастье прошлого, постепенно становилось чужим и ускользало из рук. А может становился чужим сам Егор?
Помог деду подняться в квартиру, отказался от чая и, наскоро попрощавшись, прыгнул в машину.
"Так, 21:20, магазины еще работают; покупаю пузырь и домой. Сил совсем нет, видимо паническая атака начинается, да что же это со мной сегодня?"
В алкомаркеты заезжать не стал. Противно было толкаться в очереди с совсем уж синими людьми. В их лицах Егор отчетливо видел свое очень возможное будущее. Остановился на парковке крупного сетевого магазина. Зашел, взял корзинку. Так - пельмени, плавленый сыр, сок, чай вроде кончался, и вот наконец вожделенная витрина - блестит, сверкает этикетками, радует разнообразием форм... Тфу, бля! Положил в корзинку дорогую бутылку водки и с неизменным в таком случае чувством стыда пошел к кассе.
Все, домой! Сейчас полегчает... А завтра опять - двадцать пять. Сколько можно так жить? Семья приедет, надо брать себя в руки. Только как, если в руках бутылка?
Ехал домой не низом по набережной, а по Старогвардейской. Летний вечер постепенно вступал в свои права. Солнце село, светился огненно-красным горизонт за Рекой, мелькали в небе стрижи, зажигались фонари. "Красивый закат", - вдруг подумал Егор, проезжая мимо площади Доблести, на которой гордо высился один из символов города - памятник Склифосовскому.
И тут, не осознавая себя, Егор остановил машину около автобусной остановки, прямо под знаком, вылез и, словно зомби, пошел через площадь к памятнику. Мимом проносились лихие парни на скейтах, нарезали круги симпатичные девчонки на роликах, неспешно прогуливались семейные пары с колясками. Смех, веселые крики, спокойные разговоры - звуки людного места большого города летним вечером. Егор ничего не видел и не слышал. Он дошел до парапета, окинул взглядом горизонт, противоположный берег Реки, где уже зажигались костры летних лагерей, а потом опустил взгляд вниз...