- А ничего не завернуть? - фыркнула она. - Я тебе вон поесть принесла, а ты хамишь тут.
- А Ромео твой не против?
- Какой Ромео?
- Ну, который - Ренат.
- А откуда ты?.. - удивленно начала девушка. Потом снова усмехнулась. - Ромео... Не до меня ему сейчас. Вы в нем дырок вчера понаделали, помнишь?
- Сам виноват. - сказал я, нащупывая бутылку воды и открытую консерву с килькой. - За еду - спасибо. Ну давай, выкладывай. Что хотела?
Она опять надолго замолчала. Я в это время с удовольствием поедал далеко несвежую рыбу, шумно запивая ее водой. Наконец она тихо спросила:
- А ты правда с пивзавода?
- А смысл мне врать? - ответил я с набитым ртом.
- Нет, ты точно еврей! Ну так да или нет?
- Да, я с пивзавода. У нас бункер прямо под строяком.
- Значит ты окрестности там хорошо знаешь?
- Вполне.
- На углу Пилоновской и Старогвардейской, прямо около площади, свечка была, такая бело-синяя, - быстро, с жаром заговорила девушка. - Она там стоит еще?
Епта! Вот у нас большая деревня! Это же та самая свечка, где я с Волосатыми воевал!
- Стоит. А что?
- Жила я там. - ответила она. Помолчала, явно колеблясь, потом спросила. - Если я тебе помогу отсюда выбраться, доведешь меня до нее? Тебе же все равно к своим возвращаться надо...
Так, все понятно. Слухами земля полнится. Плавали, знаем...
- Что, домой переночевать потянуло? - с усмешкой спросил я.
Мой вопрос явно застал ее врасплох:
- Ну... А почему ты так спрашиваешь?
- Тебя как зовут, ночной гость?
- Настя... Я не поняла...
- Так вот, Настя. - перебил я ее. - Не знаю, кто и зачем рассказал тебе эту байку, но со стопроцентной гарантией могу тебе заявить, что все это полная херня! Я сам в прошлом году повелся, поперся в свой бывший дом, но не дошел. И хорошо. Итак чуть без башки не остался. А те, кто дошел, предсказаний не оправдали. Все здесь остались. Только в виде фарша. Туда, в тот мир, никто не вернулся. Нельзя вернуться в место, которого нет... Просто, видимо, надо людям на что-то надеяться, жить ради чего-то, вот и придумывают всякие идиотские истории, да еще другим рассказывают, головы морочат...
Настя молчала. Потом я понял, что она плачет. Беззвучно и горько. Блин, зачем я ей так-то все это выложил? Можно ведь было помягче объяснить...
- Лучше бы ты меня вчера застрелил, - наконец прошептала она.
Женские слезы - страшная сила. Мне вдруг стало неимоверно жаль эту испуганную, хрупкую девчонку, потерявшуюся в страшной, жестокой и абсурдной реальности. Захотелось успокоить, защитить, прикрыть спиной, вытащить ее отсюда, лишь бы не ощущать сейчас, сидя в кромешной тьме, но видя и чувствуя лучше, чем при свете тысячи ламп, ее горе и отчаяние. Я сам в свое время в полной мере испытал это болезненное чувство обреченности, которое накрывает тебя с головой после звона разбитой вдребезги последней отчаянной надежды. Тогда меня растоптал Борода, вгоняя жесткие короткие фразы раскаленными гвоздями прямо в душу. Сейчас в его роли выступил я, с ходу обрушив на голову бедной девушки, суровую, горькую правду.
- Послушай... Настя... - начал я, со странным чувством смакуя срывающееся с губ это, вроде бы, обычное русское имя. - Пойми, пожалуйста, что жить здесь с надеждой в сердце нельзя. Нужно просто жить! Жить назло! Назло этому поганому месту, назло всем этим тварям наверху, назло самой смерти! Только так, поверь мне, я все это тоже проходил. Точно также маялся... Надо постараться забыть, что когда-то было по-другому, а если не получается, загнать воспоминания подальше и стараться не трогать. В конце концов, не можешь забыть близких - маму, папу, мужа, кто там у тебя был, не плачь по ним, не скорби, а наоборот, думай о том, как хорошо, что их здесь нет, как хорошо, что они все там, где мир живой. Значит и они живы, и все у них в порядке...
Она зарыдала уже в голос, не прячась. Прислонилась к стене, закрыла лицо руками и судорожно затряслась всем телом.
Мда... Успокоил, бля, доктор Курпатов... Вообще, до истерики довел.
Я решил пока помолчать, пусть выплачется. Уселся, как мог, на пол, опустил голову. Шли минуты. Мы так и сидели в темной холодной комнате, похожей на морг. Я - в одних штанах, привязанный, как собака, к трубе и сконфуженно молчащий, и она - напротив, сжавшись на больничной каталке и горько-горько плача. Долго сидели. Наверху я чувствовал ночь. Чувствовал мертвую тишину и пустоту, то тут, то там заполняющуюся стаями зверья, рыскавшего по улицам.
Наконец всхлипывания стали тише, потом прекратились совсем. Она выпрямилась, достала откуда-то платок, начала вытирать лицо.
- Да уж. - протянула она. - Это верно.
- Что верно? - уточнил я.
- Хреновый из тебя Курпатов!
Не понял! Я про Курпатова вслух что ли сказал?
- Значит жить назло? - спросила она с усмешкой и встала, явно намереваясь уходить.
- Подожди, пожалуйста... Настя! - быстро заговорил я. - Послушай меня еще немного.
- Да нет, спасибо, Егор! Мне уже сказанного надолго теперь хватит. Я уж лучше пойду...
- Завтра меня будут пытаться казнить. - перебил я ее. - Я не прошу тебя мне помочь. Не имею права, наверное. Я вчера твоих друзей убивал... Спасибо, что вообще со мной разговариваешь. Так что тут уж я сам что-нибудь придумаю.
- Что придумаешь? Остальных моих друзей добьешь? Вы же с твоим дружбаном отмороженным я смотрю - вообще терминаторы. - съязвила она.
- Его Алексей звали! - рыкнул я, заводясь. - И вы его вчера пристрелили.
- Уверен? Трупа никакого внизу не обнаружилось.
Как так? Я же своими глазами видел... В душе встрепенулась радостная надежда.
- Хотя может Парикмахеры раньше нас добрались, так что зря ты улыбаешься.
- Какие парикмахеры? - спросил я. - А с чего ты взяла, что я улыбаюсь? Ты, что меня видишь?
- Нет, не вижу. Просто чувствую как-то, сама не пойму... - с недоумением ответила Настя, но тут же снова включила стерву и с наигранным злорадством продолжила. - Парикмахеры - это те, которые на деревьях живут, с косами вместо рук. У вас там на пивзаводе их нету что ли? Так вот, они товарищи шустрые, сам видел, человечинку любят, могли его найти и утащить, пока мы за тобой бегали. Так что, ты, Егор, не надейся зря. Живи назло!
Вот зараза! Ладно, про Лешего завтра уточним...
- Короче, на остальных твоих друзей мне, в принципе, наплевать. - продолжил я. - Сами полезли. А Кирюшу вот, например, я бы вообще с удовольствием ножичком поковырял. Я тебе помочь хочу...
- Ого! И за что же честь такая?
- За красивые глаза! Ты слушать будешь или нет?
- Ну давай излагай, спаситель ты мой.
Невозможно! Отвык я с бабами общаться...
- Уходить тебе надо отсюда срочно. Одна не сможешь, поэтому с командиром своим поговори, не знаю кто он там тебе - муж, любовник, друг сердечный. С остальными тоже. Уходите южнее или западнее, ближе к Реке. Там реально лучше! Тоже, конечно, не фонтан в последнее время, но лучше. Здесь у вас вообще - жопа! А на стадионе просто рассадник какой-то. Обитель зла, бля! Можешь мне не верить, но у меня что-то с головой за ночь произошло, чуйка обострилась до предела. Так вот, оттуда таким веет, что аж волосы дыбом! И тем, кто там обитает, явно нужны вы. Причем, почему-то особенно ты и та сивая девчонка, которая меня кастрировать хочет. Причем, счет уже на часы идет, они явно в курсе, что у вас личный состав сократился...
Я замолчал, своим новым шестым чувством ощутив перемену в ее состоянии и боясь снова переборщить. Настя медленно села обратно на каталку, подтянула колени к груди, обхватив их руками. Ей было страшно. Настолько страшно, что даже мне стало не по себе. Это был не страх смерти или боли, это был невыразимый словами ужас перед чем-то другим. Я видел, как он заполняет ее сознание, полностью лишая воли и сил бороться.
- Сивую девчонку зовут Юля. - тихим обреченным голосом сказала она. - Ее парня ты вчера, точнее уже позавчера, расстрелял на лестнице, когда он убил твоего друга. А у них с Юлькой была любовь. Настоящая. Только ею и жили...