Все, господа! Можете расходиться по домам. Кина не будет! Храбрый пожарный Егор влюбился...
***
Блин, как же болит левая рука... Какие крепкие наручники... Какая толстая труба, мать ее... Я так замерз и обессилел, что с трудом двигаюсь...
В небольшой комнате с кафельным полом помимо меня, находилось еще двое. Ярко горели лампы под потолком. Дверь была распахнута настежь, из-за нее - ни звука. Только запахи. Резкие запахи пота, крови и пороховых газов.
Первый - Доктор. Стоит около двери, прислонившись к косяку, смотрит на меня, презрительно ухмыляясь. Перчатки снял, руки опять сложил на груди. Да это, в принципе, уже и не руки. Неестественно длинные пальцы с разбухшими розоватыми суставами, на концах - аккуратно подрубленные треугольниками желтовато-серые блестящие когти. Чем он их интересно подрубал, циркуляркой? Точно не ножницами... Свет падает на него сверху, и теперь особенно заметно сильно заостренные скулы, выпирающие вперед челюсти, и, нависшие над глазами хищника, изогнутые дуги бровей. Быстро он эволюционирует...
Как же онемела прикованная рука... До чего страшно... Они же меня сейчас убьют...
Второй стоит прямо передо мной, метрах в двух. Грамотно стоит. Даже если бы я хотел дотянуться до него свободной рукой, чуть-чуть бы, но не хватило.
Высоченная, широкоплечая, чуть горбатая фигура в бронежилете и городском камуфляже спецназа. Ноги в берцах, размера этак пятидесятого, широко расставлены, в руках матово поблескивает автомат "Гроза" или ОЦ-14, если по-научному, на ствол накручен глушитель. Опустил, чуть наклонив голову, с интересом смотрит на меня. Точнее, внутрь меня.
Я со страхом смотрю на него. Вытянутое книзу лицо туго обтянуто бледно синей, словно у мертвеца, кожей, сквозь которую мутно проглядывает черная паутина сосудов. Кожа натянулась настолько сильно, что даже порвалась в некоторых местах, например, в районе мощных нижних челюстей и надбровных дуг, обнажив лоснящееся грязно-серое мясо. Наверное, трансформация лицевых костей происходила настолько быстро, что кожный покров просто не поспевал и местами треснул. Губ нет, просто длинная щель поперек лица, из которой чуть торчат острые кривые зубы. Нос и уши тоже отсутствуют. Вместо них мерзкие гниющие отверстия, затянутые белесой пленкой изнутри и бордово-синие, будто запекшиеся, по краям. Голова - лысая, шишковатая и облезлая, словно полили кислотой. Глубоко запавшие красные глаза без ресниц миндалевидной вытянутой формы проникают прямо в душу... И в глазах этих я реально вижу ад. Или кто-то из ада смотрит на меня через них. Права была Настя...
Господи, как страшно... Как болит рука... Гребанные наручники...
- Ты мне этого особенного показать хотел? Это вот он насквозь видит? - насмешливо спросила тварь у Доктора, продолжая ковыряться взглядом внутри моих мозгов. Голос чуть шепелявый, глухой, ну еще бы, с такими челюстями. Звучит одновременно, и снаружи, и прямо в голове. - Я вот, например, вижу только кусок дрожащего мяса, которое чудом еще не обмочилось.
- Его самого. - ответил хренов Айболит. - Не знаю, что это он вдруг такой нежный стал, вчера как пленный революционер на допросе нос от всех воротил. Хамил, издевался... Давай может я ему вколю чего, расскажет все, что знает. И даже, чего не знает! - он хохотнул.
- Бесполезно, - прошипел Урод, - Пусто у него в башке, одни сопли да страх. Только время потеряли...
Я посмотрел на Доктора мутными глазами. Закашлялся, потом хрипло спросил:
- Это ты им дверь открыл?
- Ну а кто же? - ответил он, довольно улыбаясь. - Ты же, Егор, нам прям, как подарок небес, на голову упал. Мы тут все думали-гадали, как нам всю эту шоблу отсюда выкурить, а вы с твоим Лешим пришли и замочили сразу половину. Жалко, конечно, столько мяса пропало, но зато остальных взяли, как котят слепых.
- Надо было тебя, суку, вчера еще Ренату сдать...
- Надо было. - кивнул он. - Но ты по ходу сам себя перехитрил, а может просто тупой совсем. Я тут ночью тебя навестить хотел со шприцом волшебным, но не успел. Смотрю, Настенька мимо бежит. Да так торопится, что меня даже не видит. О чем вы тут с ней полночи шушукались, а, Егор?
- Где она? - бля, как тяжело держать себя...
- Где надо. - ответил он, - Предстоит ей в ближайшее время серия неких, гм, процедур... А потом ее мне обещали отдать. А тебе то, что за дело? Влюбился что ли? Ну, тут уж извиняй, в очередь становись. Хотя, есть мнение, что совсем скоро ты станешь, так сказать, неконкурентоспособным! - опять заржал.
Я опустил голову, покачиваясь, повис на одной руке. Держись, Егорка! Блин, как страшно... Они же меня не просто убьют, а сожрут...
Потом тяжело поднял голову, со страхом взглянул на Урода.
- Кто вы? - спросил дрожащим голосом. Главное не переборщить... Наручники... Наручники... Труба...
Он сделал шаг вперед. Наконец-то! Присел, взял меня за подбородок своей когтистой пятерней, приподнял голову, как Гамлет череп бедного Йорика, и торжественно изрек:
- Мы - высшая ступень разума и силы. Мы - Избранные Богами. Мы - результат их Великого труда.
О как! Ни больше, ни меньше! Наручники... Больно... Нет сил...
- А вы, - продолжал он. - Вы - тупик. Глупое стадо. Просто мясо для нас. И развлечение.
- Какие Боги?.. Зачем вам наши женщины? - продолжал скулить я, опуская правую руку к босой ноге.
- Ты объясняешь своему обеду или ужину собственные поступки и действия? Лично я - нет. - презрительно прошепелявил Урод.
Я нащупал кусок металла под подошвой и тут же включил тело и сознание, вырубив пущенную по кругу пластинку про страх и наручники.
- Так что... - хотела продолжить тварь, но вдруг замолчала, прорвавшись наконец в мои настоящие мысли.
- Ах ты, сучонок! - проревел Урод, попытался отстраниться, но не успел.
План действий был разработан давно, оставалось только четко его реализовать. Тренировок не предусматривалось, так что, было необходимо, чтоб все вышло с первого раза. Когда у тебя свободны обе руки и есть много сил и времени, можно оторвать дугообразную ручку от эмалированного ведра, выпрямить ее, согнуть три раза и немного перекрутить для жесткости. Получится относительно острый и крепкий штырь, длиной - сантиметров пятнадцать. Тело им, наверное, не проткнуть, но если попасть в какое-нибудь естественное отверстие, то можно добиться определенного результата.
То, что двигаться я стал намного быстрей, чем раньше, я уже знал, успел потренироваться. Резко, размазывая движения в воздухе, левой рукой, на которой уже давно висели только браслеты со следами пайки от оторванных цепей, я потянулся к правому бедру Урода, на котором в специальном креплении висел здоровый черный пистолет, а правой сильно ткнул его вынутым из-под ноги штырем прямо в отвратительную дыру левого уха. Получилось очень даже неплохо. Штырь с хрустом вошел в облезлую голову почти на половину своей длины, уперся во что-то и загнулся скобкой, выскользнув из ладони, а моя левая рука оторвала верхнюю липучку кобуры и вцепилась в рукоятку пистолета. Пока представитель высшей ступени разума и силы открывал рот, чтобы заорать от боли и поднимал руки, чтобы разорвать обнаглевший ужин, я уперся спиной в свою родную трубу и обеими ногами со всей силы отпихнул его от себя. Он, конечно не упал, но несколько шагов назад сделать ему пришлось, чтобы восстановить равновесие, а пистолет в это время оказался у меня. Я перехватил его правой рукой, передернул затвор, и всадил три пули подряд чуть выше раскосых, горящих яростью глаз.
Надо отдать должное Уроду. Все же очень быстрые твари, даже со штырем в ухе! Когти распороли воздух в сантиметрах от моего горла. Он почти успел. Но "почти" не считается. А вот три пули калибра 9х19, выпущенные в упор из Глока, очень даже считаются. Горбатая туша, тяжело упала на пол.
Я бросил взгляд на Доктора. Все-таки он еще не стал полноценным Уродом, реакции и скорости ему явно не хватало. Пока я разбирался с Избранным Богами, он успел только передернуть затвор своего калаша и теперь поднимал его ствол на меня, двигаясь чуть медленнее, чем было необходимо, чтобы успеть меня расстрелять. А может это я теперь двигался чуть быстрее... Я плавно ушел в сторону, в движении прострелив ему обе коленные чашечки. Айболит, завыл и, как подрубленная сосна, рухнул в дверях, колотя от боли когтистыми пятернями по плитке. Про автомат, висящий на ремне, он, видимо, просто забыл.