- Не стрелять! - проревел Петрович, чуть повернув голову в их сторону, но не отводя от меня короткого ствола Грозы. А я в это время уже летел в длинном прыжке в другую сторону, поближе к тому месту, где под стеной в куче хлама лежал мой 74-й. Среагировал Урод мгновенно. Затрещал автомат, и дорожка разрывов от девятимиллиметровых пуль, быстро догоняя меня, побежала по стене.
И в это время оставшиеся двое мутантов, наконец, распахнули дверь в бункер.
Растяжки я ставил впопыхах, но от души. Еще гремело в ушах эхо усиленного громкоговорителем голоса Ивана Петровича, звавшего меня на футбольное поле, а я уже растягивал лески и отгибал усики гранат, которых я взял с собой с запасом. По две в каждый пролет между колонн, кроме центрального, и еще две - под дверь, чтоб сработали на ее раскрытие.
Поэтому сейчас мало не показалось никому. Ни тем, кто замер в проеме распахнутой двери, ни тем, кто, преследуя Настю, пробежал между колоннами, ни поливавшему меня огнем Петровичу, ни даже самому изобретателю столь коварного плана, то есть - мне. Рвануло практически синхронно около двери и в пролете. Сначала в первом, через который сунулись Уроды, потом в соседнем.
Хорошо, что не рухнули трибуны.
Череда ярких вспышек, оглушительная канонада взрывов, сизая пелена дыма, заполнившая все вокруг, дикая боль в ушах от резкого перепада давления, свист, лязг, а потом что-то острое и горячее прошило мое левое бедро. Только новые возможности моего организма, научившегося намного лучше использовать заложенный в мозг и тело потенциал, удержали меня на грани сознания и не дали болевому шоку парализовать волю. Ужасные гирлянды из человеческих костей разметало во все стороны. Сверху сыпалась штукатурка, куски бетона, все огромное сооружение трибуны вибрировало и стонало, издавая постепенно затихающий металлический гул. Из-за дыма слышался нечеловеческий рев и вполне человеческий мат. Чувствуя, как трещат сжатые зубы, я нащупал свой автомат и, перекатившись метра на три от стены, попытался подняться. Не получилось. Нога пылала болью и не слушалась. Сквозь клубы пыли я не видел ничего вокруг, но внутренним взглядом чувствовал, как минимум двоих живых. Чувствовал их боль, ярость и жажду мщения. Где-то за стадионом я уловил Настю и еще одного Урода, удалявшегося вместе с ней. Плохо! У нее то оружия нет.
Воздух вокруг меня рассекла очередь, потом еще одна. Близко. Тоже меня чуют. Я переполз в сторону, приподнялся на локтях и начал стрелять в две красные фигуры, проецируемые в пространство перед глазами моим подсознанием. Попал. Причем несколько раз и в обоих. Только в туловище, голову в моем положении было поразить очень сложно. А если не в голову, значит только зря стрелял. Они в бронежилетах и, вообще, Уроды, а не люди. Я перекатился за ближайшую колонну, вжался в землю. Тут же раздался металлический лязг, полетели искры, колонна затряслась, а щеку обожгло. Блин, надо что-то делать с ногой, а то меня сейчас как котенка в оборот возьмут. Красные фигуры стремительно двигались впереди, меняя позиции. Снова очередь. И снова колонна героически приняла удар на себя. Я высунулся, дострелял магазин, вставил второй, примотанный к пустому, замер.
Дым рассеивался. Я сосредоточился на своей левой ноге, усилием мысли выдавливая из нее боль и отключая чувствительность. Хорошо быть суперменом! Артерия не перебита, связки целые, но в мясе засел кусок металла, видимо, осколок. Двигаться мешает исключительно боль от его трения о ткани. Готово! Ненадолго, правда, но пока сойдет. Потом буду загибаться, конечно, но до этого потом надо еще дожить.
Приготовился, вжался посильнее в землю и, с силой оттолкнувшись рванул назад и вправо к углу стены бункера, на ходу оценивая обстановку. Видно было уже более менее. Один Урод застыл около покореженной двери, направив в мою сторону автомат. Держал он его одной рукой, другая отсутствовала. Его напарник, принявший на себя большую часть двойного взрыва, кусками валялся рядом, а кусками торчал в стене между арматурой. Хорошо его разделало! Примерно такая же судьба постигла еще одного, из тех двоих, что погнались за Настей. Взрывом его выкинуло из подтрибунного пространства на улицу, где он и лежал без ног в луже своей черной крови. Непонятно живой или нет, вроде не двигается. Второй, бежавший с ним через проем был уже где-то далеко, видимо успел заметить растяжку и рвануть в сторону. Петровича я не видел и не чувствовал. Вообще. Хотя он точно был где-то здесь. Живой и злой.
Урод около проема пропустил мой бросок за угол, запоздало полоснул очередью по стене и затих. Наверное, перезаряжается. Я высунулся, выпустил тройку по двери, за которой прятался противник и замер на месте. Интересно, поведется или нет?
Повелся. Любопытный. Я начал стрелять за долю секунды до того, как он резко выглянул из-за своей двери и получил вторую тройку прямо в облезлый лоб. Брызнуло черным, горбатая фигура завалилась набок и замерла. Вот так, Егор! Уже быстрее мутантов становишься. Да, я теперь - сверхмутант!
И тут меня прострелила вторая огненная стрела, даже две. Левое плечо и левый бок. Сука, Петрович! Как же я его пропустил? Закрылся наглухо, обошел снаружи и всадил с тридцати метров в бочину. Я, застонав, повернулся всем телом в его сторону. Огромная фигура стояла перед колоннами и целилась в меня. Я начал поднимать автомат, осознавая, что критически опаздываю. Все! Этот не промахнется...
Но даже у самых главных Уродов могут кончится патроны. Петрович тупо уставился на отъехавший затвор, заревел, отбросил Грозу и, обезумев от ярости, двинулся ко мне, явно намереваясь располосовать меня когтями на мелкие-мелкие кусочки. Я, превозмогая боль во всем продырявленном теле, упер автомат в грудь и, как учил Леший, начал стрелять с одной руки. Поднять ствол, чтобы попасть в голову не получалось, я всаживал пули ему в корпус, понимая, что с тем же успехом мог бы стрелять в катившийся на меня танк. Эффекта не было никакого. Урод, чуть пригнувшись широким шагом шел на меня. Нет, это точно какой-то робокоп! Камуфляжная ткань на груди и плечах разодрана в клочья попаданиями, из шеи течет черное, в лысой башке застрял толи осколок, толи кусок бетона, а ему по барабану! Добравшись до колонн, чуть присел, оттолкнулся и прыгнул. И тут я все-таки смог попасть ему в башню. Пуля ударила чуть выше покатого лба по касательной и, отрикошетив от толстого черепа, с визгом унеслась в сторону. Убить не получилось, но прыжок я ему сбил. Петрович споткнулся, потерял равновесие и сделал несколько шагов вперед, чтобы не упасть. Прямо в проем между колоннами.
Я ставил растяжки в четырех проемах из пяти. В двух левых, где они уже свое дело сделали, заварив всю эту кровавую кашу. И в двух правых. Там гранаты так и остались на боевом взводе, чудом до сих пор не сработав в том аду, что творился здесь пару минут назад. Если бы Петрович успел прыгнуть, с ним бы ничего не случилось. Он успешно пролетел бы над леской и сполна утолил свою жажду мщения. Но он не успел.
За долю секунды до щелчка я сжался в своем углу в комок и инстинктивно прикрыл голову руками. Рвануло громко, прямо под его ногами. Гранаты в соседнем проеме почему-то не сдетонировали, но Уроду хватило и этого. Его подбросило метра на два, перевернуло в воздухе, и он ногами вперед полетел прямо ко мне, заодно прикрыв меня от осколков своей огромной тушей. Я быстро, как мог, откатился. Совсем рядом в стену с треском врезалось почти два центнера изрешеченного металлом мяса. Я откатился еще дальше, с трудом встал, совершенно не ощущая левую половину тела, и начал пятиться вдоль стены, не веря своим глазам. Мясо было еще живо. Петрович медленно вставал на ноги, не отрывая от меня взгляда, в котором бушевал огонь преисподней. Блин, он из чего сделан, вообще? Прямо под жопой граната рванула, а у него даже все конечности на месте! Даже пальцы все!
Я привалился плечом к кирпичу, поднял автомат, в магазине которого оставалось от силы патрона три, и, сильно сомневаясь, что даже очередь в лоб сможет что-то изменить, прицелился в уродливую рожу.
И тут наверху затрещало. Старый добрый Сталелитейщик, предназначенный исключительно для спортивных баталий, а не для настоящих гладиаторских боев с применением противопехотных оборонительных гранат, наконец не выдержал творящегося на нем безобразия. Тяжелая косоугольная ферма, сваренная из металлических уголков, со звонким лязгом оторвалась от внешней колонны и, словно огромная гильотина, вонзилась в землю прямо посередине между нами, а целый сегмент железобетонной гребенки трибун шириной около двенадцати метров, край которого она поддерживала, накренился вниз, застыл на долю секунды, а потом рухнул вслед за ней, погребя под собой несчастного Ивана Петровича.