— Адриан, — послышалась тоненькая, пронзительная молва Маринетт подле него, — ты как?
— Прекрасно, просто прекрасно! — воскликнул Адриан густо, с невольным порывом. Он отдернул руку, за которую держалась Маринетт.
Потом сердце у него защемило. Он почувствовал укол стыда. Не следовало ему срываться на Маринетт; в предательстве Хлое нет ее вины. Она здесь такая же жертва обстоятельств, как и он сам.
Забавно. Судьба будто бы умело расставляет ловушки, в которые он каждый раз решительно попадается. Если это проверка на прочность, то он ее заведомо провалил. Какая жалость!..
Адриан свёл руки за спиной в такой же манере, как его отец и, прочистив горло, холодно осведомился у подчинённой:
— Натали, где отец?
— В своем кабинете, — на автомате отвечает секретарша, будто бы только этого вопроса и ждала. — Он тебя ожидает.
— Что ж, тогда пойду на расстрел, — горько отшучивается Адриан и, прежде чем скрыться в тени коридора, просит: — Натали, проводи, пожалуйста, Маринетт в мою комнату.
— Конечно, — женщина в своем чуть рассеянном репертуаре поправляет галстук в полосочку, но парень уже не слышит — он на пути в отцовский кабинет, в котором его ждёт серьезный разговор.
Натали удручённо вздыхает, словно морально готовится к предстоящему апокалипсису, и манит Маринетт пальцем:
— Следуй за мной.
И Маринетт смиренно следует. Но смирна она только снаружи. Внутри у нее — буйство красок и искорки бенгальских огней. Она не может просто дожидаться Адриана в комнате. Она слишком долго прохлаждалась в аквариуме. Ей нужно движение вперёд, действие. В этом ее жизнь. Ее сущность.
Карабкаться по лестнице без тяжёлой одышки было тем ещё подвигом. Но Маринетт выдержала это испытание. В ее-то положении.
Оказавшись перед знакомой дверью, девушка испытала неожиданную палитру тончайших чувств: от сладкой ностальгии до неприкрытого ужаса. Она снова здесь, взаперти! Ее стая по-прежнему в неволе.
Натали, не обращая никакого внимания на какофонию эмоций в лице порученной ей русалке, настежь приоткрывает дверь и приглашает туда Мари:
— Прошу.
— Благодарю, — тем же почтенно-вежливым тоном отвечает девушка и заходит в знакомое пространство.
Щёлк. Дверь тихо закрывается за женщиной, и Маринетт, услышав приглушённый звук, срывается с места, до которого успела пройти, поспешно снимает дурацкую обувь на неудобной подошве, швыряет в сторону и ныряет ступнями в домашние, мягкие тапочки. А потом — садится на корты и прислоняется ухом к двери.
Все тихо. Секретарша уже в кабинете.
Русалка, молясь своим богам, выходит в коридор. Сердце стучит в горле, но не время отступать. К тому же, грех не решиться на задуманное, когда твои ноги утопают в нежных тапочках. Каждый шаг — честное слово! — мурлычущие удовольствие!
Маринетт шла прямо по коридору всего лишь несколько секунд, но уже наткнулась на прислугу. Сказочное везение, не иначе.
Русалка решает воспользоваться ситуацией и спрашивает девушку, вытянувшуюся стрункой:
— Комната Феликса там? — и указывает ладонью в нужном направлении.
— Д-да, — невнятно стонет она, — а вы кто?
Маринетт не сочла нужным ответить. Девушка, прижав к груди полотенце и какие-то гигиенические средства, побежала в панике в кабинет к Натали — быть может, пожалуется на постороннюю гостью в особняке.
Хм. Да плевать с высокой башни. Они с Адрианом уже так накосячили, так нагрешили, что сам Люцифер позавидует.
Остановившись перед дверью, она припоминает, как это делали в фильмах, и звонко стучит сжатым кулаком три раза.
Ей открывают не скоро.
— Маринетт? — удивлённо разевает рот мальчонка.
— Она самая, — лучезарно улыбается Мари, словно ничего не случилось, словно все хорошо, словно нет никаких проблем, — ну так что, впустишь?
— Разумеется, — как-то по-детски оскорбленно отвечает Феликс, точно его уязвил тот факт, что Маринетт допускает мысль, что он может не впустить ее.
Девушка входит и, переминаясь с ноги на ногу, с трепетом рассматривает комнату. Она подходит к стеллажу с книжками, проводит вдоль переплётов детских (и не только) книжек рукой, впитывает в себя эту атмосферу человеческого детства. Вдруг натыкается глазами на «Портрет Дориана Грея» и, ловко обхватив книгу двумя пальцами с двух концов, вынимает сию вещь.
— Ну надо же, — с хитрой ухмылкой говорит она, полуоборачиваясь к мальчику, — смотри-ка, это же тот самый Дориан Грей, которого ты обещал мне прочитать.
Девушка с искренним восхищением открывает книгу, перелистывает страницы, шелестит ими и, вернувшись в начало, не без некоторого удивления обнаруживает «12+» в уголке.
— 12+? Тебе же одиннадцать, вроде бы. А не многовато ли для тебя, а?
— Да не, нормально. И… о… Оу, гм… так ты не забыла?
И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это.
— Эх, какая жалость, что ты совсем не приходишь навестить меня, — самозабвенно продолжала подначивать на откровение Мари, проигнорировав риторический вопрос. — К слову, почему? Что-то случилось?
«К слову»? Вот уж неправда! Маринетт только за этим сюда и пришла — чтобы узнать причину, по которой младший брат Адриана избегал ее общества.
Мальчик стал дорог ей, она действительно волновалась по этому поводу. Ей было не все равно. Она привязалась к человеческим детям. Безумная!..
Сородичи не одобрили бы. Покачав головой каким-то своим мыслям, девушка положила книгу ровно на то самое место, на котором она стояла до этого. Глянула на мальчика — и подивилась: на лице его показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
— Ну… — он смущённо почесал свою по-детски пухленькую щёчку. — Я ведь лишний?
По интонации не было понятно: он спрашивает или утверждает, но его помыслы были ясны Маринетт теперь.
— Морской дьявол, ты что? — русалка присела на колени перед мальчиком и, обхватив ладонями его лицо, вынудила посмотреть на себя — ах, а он так старательно избегал смотреть ей в глаза, будто бы взгляд ее — гадкая отрава! — Малыш, ты научил меня всему, если бы не ты, я не решилась бы вылезти из аквариума.
— Просто я… ну… — он запинался, едва ли не хныча от противоречивых чувств. Видимо, прежде чем сделать это признание, он долго копил в себе обиды и раздувал из мухи слона. — Видел, как Адриан смотрел на тебя и подумал, что… я больше не нужен тебе, ведь у тебя есть Адриан.
Маринетт умилялась. Никто так не мил в своих заблуждениях, как дети.
— Феликс, ты глубоко ошибаешься. Ты — лучший человеческий мальчик, что я знаю. Да и вряд ли встречу лучше, отзывчивее и добрее тебя, даже если проживу сто лет.
Ласковые слова сделали свое дело: Агрест впервые за все время поднял на Маринетт свои очаровательные, такие не похожие на Адриана очи — бледно-голубые, как хрупкий лёд.
— Правда? — с надеждой и подозрением уточнил он. Мари хотелось смеяться от того, насколько же он забавен, но она понимала, что для одиннадцатилетнего мальчика это действительно важно, поэтому ответила предельно серьезно:
— Абсолютно.
Вдруг — дверь распахивается, и в помещение входит разъярённая Натали в обнимку с той же оранжевой папкой; позади нее неловко жмется горничная-стукачка.
Наклонившись к Маринетт, она теперь без всяких церемоний схватила девушку за плечо и потянула за собой.
— Ты, — проскрежетала Сёнкер голосом таким противным, как школьники царапают мелом по некачественный доске, — я, кажется, провела тебя до комнаты Адриана и подразумевала, что ты останешься там и не будешь выходить?
Глаза женщины метали молнии, и Мари оставалось поражаться тому, как стёклышки ее очков ещё не запотели и не лопнули под таким яростным напором стихии.
Натали, грубо ухватив русалку под локоть, сопроводила ее до комнаты другого Агреста, буквально втолкнула обратно и замкнула на замок.