— О, Господь, — младший свел брови к переносице. Сколько драматичных разговоров в этот день! И время, как назло, тянется медом, а говорят, что оно не резиновое… Ложь! Радости мимолётны; муки медленны. Закон подлости.
— Он не поможет, — весело подхватил Адриан, тоже уставший от этих серьезных разговоров. — И уж точно не наполнит желудок за тебя. Аликс запекла индейку. Просто пальчики оближешь. Ты должен попробовать.
Феликс решил подхватить его порыв и подыграть. Им не в первой делать вид, что ничего не случилось.
— Да, ты прав, я с удовольствием.
Когда братья вошли в светлую и просторную кухню, нос тотчас наполнился восхитительным ароматом свежезапеченного мяса индейки и специй. Как вовремя они пришли! Аликс только-только вынимала блюдо из духовки; вокруг нее клубился пар, но быстро рассеивался. Феликс поймал себя на том, что неосознанно покусывает нижнюю губу, представляя, как будет хрустеть во рту аппетитная корочка. Предательский аппетит!
За столом уже ждали гости, а он так и замер на месте, будто окаменел. Ему в голову ударила странная мысль! Ударила и не отпускала даже тогда, когда на стол уже подали, произнесли тосты имениннику и принялись кушать, попутно обсуждая какие-то незначительные вещи.
Он все думал об Аликс. Вернее, о том, как она выглядела. Она доставала индейку и ориентировалась на кухне так уверенно, словно проделывала все это не раз. В этом доме. На этой кухне.
Ее руки, облаченные в бирюзовые прихватки, фартук из того же набора — седьмое небо, этого не было в арсеналах Адриану! Да ну, быть не может. Не церемонясь, Фел, пользуясь тем, что сидит рядом с братом, придвинулся к нему непростительно близко и с жаром выпалил:
— Кем тебе приходится Аликс?
Адриан лукаво скосил глаза.
— А что?
— Отвечай! — бурным полушепотом потребовал Феликс, отчего-то возбужденный мыслью, что раскрыл чей-то личный секрет.
— Девушкой, — невозмутимо пояснил Адриан, не отрываясь от вкуснейшей индейки, — мы встречаемся почти месяц.
— Да ладно? Спустя столько лет? — младший поперхнулся шампанским, которым решил запить удивление. — Вы же терпеть друг друга не могли! Ну, в смысле, постоянные стычки и тому подобное…
— Я тебя понял, — хохотнул Адриан. Видимо, он слышал это уже. И не раз. — Ну, поживешь и не такое увидишь.
— Маринетт знает?
— Мы с Аликс сошлись недавно, а с Мари не виделись уже полгода. У меня не было возможности ей сказать.
— Оуэн.
— Аликс первая, кто держала его на руках. — Адриан говорил это с такой важностью и гордостью, что становилось понятно непросвещенному, что это значимо для него. — Она привязалась к нему. Они прекрасно ладят. Вместе играют в теннис.
— Могу поздравить тебя. Девять лет без отношений, и вот…
— Пожалуй. Когда ты отбываешь в Сан-Франциско?
— Через два дня, а чт…
— Великолепно. Встретишься с Маринетт. А то два года не лицезреть любимую — я тебе не завидую.
Феликс мрачно усмехнулся и закатил глаза.
***
Феликс нетерпеливо кусал губы. Адриан заламывал пальцы. Его ко всему прочему обуяло предвкушение — предвкушение их объяснения. Он не сомневался, что она поймет его и, более того, не будет злиться, ведь они видятся четыре раза в год — только представьте! — но все равно было горько.
Вроде все и очевидно, но когда ты произносишь это в слух — все меняется, и отношение к этому вопросу тоже.
— Ну когда уже? — взрываясь от нетерпения, совсем как маленький, хныкал Оуэн, кутаясь в осеннюю куртку, которую его заставил натянуть заботливый папаня. Они топчатся на безлюдной поляне уже полчаса в ожидании вертолета, но от него ни слуху, ни духа.
Наконец, долгожданная точка появляется в небе — сильные лопти разрезают воздух.
— Отойдите! — закрываясь ладонью, обтянутой стильной кожаной перчаткой, от пыли, поднимаемой ветром, Адриан как-то бессознательно загородил «детей» собой.
Вертолет шумно приземлился. Через несколько минут из него, покачиваясь и неловко смеясь, вывалилась Маринетт:
— Ох, держите меня, я совсем потеряла координацию!
Феликс и Адриан взяли ее под руки и помогли спуститься.
— Спасибо, мальчики!
Маринетт каждому поочередно подарила ослепительную, как летнее солнце, улыбку.
«А у нее игривое настроение, — с каким-то бессознательным облегчением заметил про себя Адриан, — прекрасно, скандалов не будет».
Затем он бросил обеспокоенный взгляд на Феликса. Да он же буквально светился изнутри. Прикоснешься — обожжешься, он же пылающее солнце. Он смотрел на Мари, не сводя с нее взгляда, пристально, восхищённо, с необъятной нежностью. Так ребенок играется с щенком. Так младенцы инстинктивно тянут крохотные ручки к материнскому лицу, не осознавая своего счастья, но невольно дорожа им.
Оуэн первый имел честь задушить маму в объятиях. Она легко подняла его на руки и не без удивления отметила:
— Да ты совсем вырос.
— Ну, так мне уже десять лет, — гордо объявил мальчик. — Я один из самых высоких в классе.
— А у меня для тебя подарок на день рождение, взрослый ты мой.
— Ну, сейчас час ночи, — как бы в подтверждение своих слов Оуэн зевнул, — так что фактически мой др прошел, и ты опоздала, мамуль.
— Мне очень жаль, Оу, — Маринетт погладила сына по вытянутой шее, как котенка. Она единственная, кто так сокращала его имя, и был в этом какой-то шарм по-русалочьи. — Но я уверенна, что подарок придется тебе по душе.
— Удиви меня! — с вызовом хихикнул он.
Мама опустила сына на землю и, чуть покопавшись в своей сумке, торжественно вручила Оуэну ракушку. Огромную и тяжелую, как булыжник. Когда мальчик взял ее на руки, то чуть не присел под тяжестью ее веса, но стойко выстоял.
— Спасибо, мам. Она очень красивая. А слышно море?
— Не море, — поправила Мари, таинственно улыбаясь. — Звуки океанского дна.
Оу поднес раковину к уху и вслушался. Затем быстро-быстро замигал глазами и восхищённо защебетал:
— Я слышу! Не какие-то смутные звуки, а волны, шуршание песка, как будто бы по нему ходит краб… — вдруг его глаза наполнились печалью. — Ее было достать не просто, да, мам?
Он вперил в русалку проницательные глаза — точь-в-точь, как у нее самой — и ей на миг захотелось раскрыть душу перед сыном, поделиться с ним, какими трудами досталась эта ценная ракушка, имеющая специфичные свойства. Однако она не хотела огорчать сына, а потому просто прижалась к его щеке и сказала:
— Поверь, оно того стоило. Ну, беги в машину, становится холодно. Я скоро буду, но сначала поговорю с твоим папой. Видешь, в каком нетерпении он на нас смотрит, ему явно есть, что сказать.
Этот секретный шепот внушил Оуэну ощущение, будто они с мамой секретные агенты! Он посмотрел на папу — и правда! — тот места себе не находил. Буквально ерзал от невозможности терпеть. Столкнувшись со взглядом сына, он отвернулся, типа ему вообще неинтересно, когда они перестанут шушукаться, и мальчик едва сдержал желание прыснуть в кулак.
— Ах, это, — он ни на минуту не чувствовал себя виноватым! — Да он очкует признаться тебе, что у него появилась девушка. Как малявка, да?
Оуэн заговорчиски подмигнул Мари, с жадным любопытством следя, как эмоции сменяют одна другую на ее лице. Он словно бы искал материнского одобрения.
— Не то слово. Наконец-то у него появилась нормальная, человеческая девушка!
— Вот и я о чем! — поддакнул он, но стрелой метнулся в машину, когда мама пригрозила ему рукой. Хлопнула дверь.
С удовольствием дыша морозным воздухом, Маринетт спрятала руки в карманы пальто и полуприкрыла веки. Есть в человеческом мире вещи, которые хватают ее за душу, ради которых хочется переродится двуногой особью и гулять по паркам, скверам, узким улочкам, проспектам, не боясь, что перевоплощение вот-вот спадет — и придется вновь нырнуть в шелк воды.