Выбрать главу

— Как я люблю тебя трахать…

Тут я не выдерживаю и начинаю смеяться. Еще полминуты, и это осталось бы незамеченным, но я ничего не могу поделать. Я плачу от смеха. Йоуни смотрит на меня. Ему совсем не смешно.

— Что случилось?

— Ничего, честное слово, ничего!

Я вытираю глаза и прекращаю смеяться. Йоуни продолжает на меня смотреть.

— Прости, я просто устала…

Он несколько раз кивает и отводит взгляд в сторону… Потом снова поворачивается и смотрит на меня.

— Ну что теперь? — спрашиваю я. Теперь мне уже совсем не смешно.

— Тебе не угодишь.

— Ну прости меня, пожалуйста!

Нервный смешок.

— Я уж и не знаю, что нужно сделать, чтобы тебе угодить.

— Прости меня.

— «Прости, прости». Заладила.

— Слезь с меня.

— Что?

— СЛЕЗЬ С МЕНЯ!

Он слезает, на лице у него болезненная гримаса.

— Так, значит?..

— Да пошел ты в жопу!

— Нет, спасибо. Думаю, я найду себе занятие поинтереснее.

Он поднимается с кровати и ищет свою одежду.

— Йоуни.

— Что?

— Не уходи, пожалуйста.

Он натягивает свитер и джинсы и с отсутствующим видом ищет ключи. Потом идет к двери, открывает ее, снова закрывает и идет обратно.

10

«Мужчины и феминизм».

Участники — молодая циничная студентка-философ, журналистка, поэт и учитель рисования.

Йоуни делает записи в блокноте. Я фотографирую.

Все по большей части разглагольствуют о том, что не имеет никакого отношения к теме дискуссии. Я не понимаю и четверти из всех употребляемых ими умных слов.

Философ и журналистка чуть было не подрались. Учитель рисования имеет обо всем собственное мнение. Каждый раз, как он заканчивает свою речь, в зале воцаряется тишина. Поэт за все время дискуссии не сказал ни одного слова.

Под конец ведущая, девица с толстым слоем штукатурки на лице, решает придать обсуждению новый поворот.

— Хотя ведущий не должен вмешиваться в диалог, все же позвольте мне сделать исключение, — сказала она. — Сама я осознала различие гендерных ролей, наблюдая за играми свои маленьких сыновей. Раньше я запрещала им драться на палках, это казалось мне слишком грубым. Но со временем я пришла к выводу, что в проявлении мужественности нет ничего плохого, как нет ничего плохого в том, что мужчина может проникнуть в женщину. Раньше сама мысль об этом выводила меня из равновесия, но стоило мне взглянуть на вещи другими глазами, как все вдруг встало на свои места, и с тех пор я больше не запрещаю детям подобных игр, готовя их к будущим половым отношениям с женщинами.

Тишина. Я боялась даже посмотреть на Йоуни.

— Женщина тоже может проникнуть в мужчину! — закричала из зала девушка в полосатых брюках.

— Нет, не может, — спокойно сказала ведущая. — Для этого нужен член. У женщины же его нет.

— Не понимаю, как современная женщина может так говорить? — возмутилась какая-то тетка.

Студентка-философ промычала что-то о микроотношениях, но никто ничего не понял.

— По-моему, мы отвлеклись от темы нашей дискуссии, — сказала полосатая.

— Я с вами согласен, — ответил учитель рисования. — И незачем тратить время на пустые споры. Кто угодно может проникнуть в кого угодно… И это факт.

После этого заявления все с недоверием покосились на своих соседей.

Чуть не лопаясь смеха, мы пулей вылетели из библиотеки.

— Ну вот скажи, что я могу написать об этом? — простонал Йоуни. — Кому нужен такой репортаж? Девчачьему журналу «Регина»? Боже ты мой! Сейчас лопну от смеха. Отвези меня домой, я хочу есть.

Дома он сожрал пачку печенья, рисовую кашу и три шоколадных пудинга, листая журнал о современной музыке.

— Моя бы воля, — начал он с набитым ртом, — я бы всю жизнь ел одни только пудинги и читал журналы.

— Как поешь, убери грязную посуду, — попросила я.

— В семье Корлеоне мужчины никогда не убирают со стола, — произнес он и вальяжно откинулся на спинку стула. — Я надеюсь, ты помнишь, что меня зовут Майкл Корлеоне?

В постели он долго и обстоятельно целовал меня от шеи до самых бедер.

— Если у нас будет ребенок, он наверняка будет похож на инопланетянина, — сказал он. — Весь в отца.

— У нас не будет детей. Я боюсь рожать.

— Не бойся, я буду сидеть с тобой рядом, держать тебя за руку и поить тебя из соски шампанским.

— Хм…

Я засмеялась и повернулась на бок.

— Младенцы, по-моему, все такие страшные. Не хочу детей. И даже обсуждать это не хочу.

— Хорошо, золотко, не будем. Только не спи. Мне надо с кем-нибудь поговорить. Мне так плохо, когда меня никто не слушает.