— Как я люблю тебя трахать…
Тут я не выдерживаю и начинаю смеяться. Еще полминуты, и это осталось бы незамеченным, но я ничего не могу поделать. Я плачу от смеха. Йоуни смотрит на меня. Ему совсем не смешно.
— Что случилось?
— Ничего, честное слово, ничего!
Я вытираю глаза и прекращаю смеяться. Йоуни продолжает на меня смотреть.
— Прости, я просто устала…
Он несколько раз кивает и отводит взгляд в сторону… Потом снова поворачивается и смотрит на меня.
— Ну что теперь? — спрашиваю я. Теперь мне уже совсем не смешно.
— Тебе не угодишь.
— Ну прости меня, пожалуйста!
Нервный смешок.
— Я уж и не знаю, что нужно сделать, чтобы тебе угодить.
— Прости меня.
— «Прости, прости». Заладила.
— Слезь с меня.
— Что?
— СЛЕЗЬ С МЕНЯ!
Он слезает, на лице у него болезненная гримаса.
— Так, значит?..
— Да пошел ты в жопу!
— Нет, спасибо. Думаю, я найду себе занятие поинтереснее.
Он поднимается с кровати и ищет свою одежду.
— Йоуни.
— Что?
— Не уходи, пожалуйста.
Он натягивает свитер и джинсы и с отсутствующим видом ищет ключи. Потом идет к двери, открывает ее, снова закрывает и идет обратно.
10
«Мужчины и феминизм».
Участники — молодая циничная студентка-философ, журналистка, поэт и учитель рисования.
Йоуни делает записи в блокноте. Я фотографирую.
Все по большей части разглагольствуют о том, что не имеет никакого отношения к теме дискуссии. Я не понимаю и четверти из всех употребляемых ими умных слов.
Философ и журналистка чуть было не подрались. Учитель рисования имеет обо всем собственное мнение. Каждый раз, как он заканчивает свою речь, в зале воцаряется тишина. Поэт за все время дискуссии не сказал ни одного слова.
Под конец ведущая, девица с толстым слоем штукатурки на лице, решает придать обсуждению новый поворот.
— Хотя ведущий не должен вмешиваться в диалог, все же позвольте мне сделать исключение, — сказала она. — Сама я осознала различие гендерных ролей, наблюдая за играми свои маленьких сыновей. Раньше я запрещала им драться на палках, это казалось мне слишком грубым. Но со временем я пришла к выводу, что в проявлении мужественности нет ничего плохого, как нет ничего плохого в том, что мужчина может проникнуть в женщину. Раньше сама мысль об этом выводила меня из равновесия, но стоило мне взглянуть на вещи другими глазами, как все вдруг встало на свои места, и с тех пор я больше не запрещаю детям подобных игр, готовя их к будущим половым отношениям с женщинами.
Тишина. Я боялась даже посмотреть на Йоуни.
— Женщина тоже может проникнуть в мужчину! — закричала из зала девушка в полосатых брюках.
— Нет, не может, — спокойно сказала ведущая. — Для этого нужен член. У женщины же его нет.
— Не понимаю, как современная женщина может так говорить? — возмутилась какая-то тетка.
Студентка-философ промычала что-то о микроотношениях, но никто ничего не понял.
— По-моему, мы отвлеклись от темы нашей дискуссии, — сказала полосатая.
— Я с вами согласен, — ответил учитель рисования. — И незачем тратить время на пустые споры. Кто угодно может проникнуть в кого угодно… И это факт.
После этого заявления все с недоверием покосились на своих соседей.
Чуть не лопаясь смеха, мы пулей вылетели из библиотеки.
— Ну вот скажи, что я могу написать об этом? — простонал Йоуни. — Кому нужен такой репортаж? Девчачьему журналу «Регина»? Боже ты мой! Сейчас лопну от смеха. Отвези меня домой, я хочу есть.
Дома он сожрал пачку печенья, рисовую кашу и три шоколадных пудинга, листая журнал о современной музыке.
— Моя бы воля, — начал он с набитым ртом, — я бы всю жизнь ел одни только пудинги и читал журналы.
— Как поешь, убери грязную посуду, — попросила я.
— В семье Корлеоне мужчины никогда не убирают со стола, — произнес он и вальяжно откинулся на спинку стула. — Я надеюсь, ты помнишь, что меня зовут Майкл Корлеоне?
В постели он долго и обстоятельно целовал меня от шеи до самых бедер.
— Если у нас будет ребенок, он наверняка будет похож на инопланетянина, — сказал он. — Весь в отца.
— У нас не будет детей. Я боюсь рожать.
— Не бойся, я буду сидеть с тобой рядом, держать тебя за руку и поить тебя из соски шампанским.
— Хм…
Я засмеялась и повернулась на бок.
— Младенцы, по-моему, все такие страшные. Не хочу детей. И даже обсуждать это не хочу.
— Хорошо, золотко, не будем. Только не спи. Мне надо с кем-нибудь поговорить. Мне так плохо, когда меня никто не слушает.