Йоуни не притрагивается ко мне. Он окружает меня заботой и нежностью, но так невинно и так по-товарищески — ужасное слово — и даже немного рассеянно, и это никогда не заканчивается сексом. И так как сексом это не заканчивается, мне кажется, что что-то не так.
Я тоже к нему не прикасаюсь. Лишь иногда, проходя мимо, могу потрепать его по спине или заднице, но говорю при этом о чем-нибудь отвлеченном. И мне невыносима даже мысль, что мы вновь поругаемся либо до секса, либо после него. Либо во время.
На первое мая в общаге было полно народу. Йоуни привел своих друзей-журналистов, а я пригласила Мариту и пару коллег из пиццерии.
Марита сидела в углу на диване и жевала картофельные чипсы. На ней было черное шифоновое платье, в ушах — большие золотые кольца. Черные вьющиеся, как у Барби, волосы спадали до самой груди. Я впервые заметила, что она чем-то похожа на быка.
Ирена подцепила себе какого-то психолога. Он странно улыбался: не улыбка, а нервный тик. Ирена с упоением целовалась с ним, сидя в кресле.
В свое время я точно так же целовалась с гитаристом из местной группы, когда мы с ним встречались в общественных местах. То же нетерпеливое движение рук, те же страстные поцелуи взасос.
Гитарист был моим «третьим». Его звали Йеде. Он носил поношенную косуху и был на два года младше меня. И я думала, что теперь-то у меня все будет в порядке, уж теперь я раскроюсь.
Йеде крутил меня и так и сяк, пробовал всевозможные позы, ему все было интересно, но в конце концов ничего из этого не вышло. Я все время ждала, когда же все это кончится, боялась, что он выскользнет из меня или, наоборот, разорвет меня пополам. Сзади мне было больно, спереди скучно, а на боку мне казалось, что я — развалившаяся на льду моржиха, которая вот-вот отдаст концы. Вот и попробуйте в таком положении быть страстной женщиной.
И связь затихла сама собой. Я пыталась понравиться ему в постели, выглядеть опытной и страстной, но толку от этого было мало. Секс по-прежнему оставался для меня Большим Разочарованием.
А потом я вдруг жутко возненавидела себя и свое тело. Как только мы с ним расстались, я пошла в баню и тщательно отдраила себя щеткой и антисептиками, раз сто с головы до ног. И решила героически ждать и больше не даваться в руки новичкам.
Я пытаюсь заснуть. Снизу доносится журчащий смех. Кто-то хлопает входной дверью, так, что стекла дребезжат.
Йоуни тоже не спит, хотя у него закрыты глаза и он старается ровно дышать. Проходят долгие минуты.
— Что с нами происходит? — спрашиваю наконец я.
Йоуни продолжает лежать с закрытыми глазами.
— Ничего. Ничего не происходит. А что?
— Все это так странно и так утомительно… Скажи, когда мы с тобой последний раз занимались любовью? Я уже и не помню. Не помню, когда у меня последний раз было желание… Когда чувствовала себя желанной…
Йоуни открывает глаза.
— Почему ты не позволяешь своим чувствам проявиться? Почему у тебя ничего не бывает спонтанно, почему ты не можешь подождать, пока чувство не зародится в тебе само? Нет, тебе обязательно надо все испортить этим своим идиотским самоанализом.
В его голосе чувствуется злость. Я громко смеюсь в ответ.
— Ах так, значит… Только, знаешь ли, само по себе ничего не зарождается. И я жду, жду, а ничего не происходит! И я тебя не капельки не хочу! Понимаешь ты это?
Йоуни садится на кровати и смотрит на меня. Лицо у него бледное как полотно.
— Ну конечно. Ты все ждешь и ждешь. Надеешься, что кто-то придет и возьмет тебя. А когда кто-то приходит, ты уже витаешь в своих фантазиях, а когда все заканчивается, у тебя на лице написано: «Да пошел ты в задницу». У тебя какое-то странное представление о том, каким должен быть секс. Начиталась книжек! Все твои представления — словно вызубренный урок!
Я встаю и набираю побольше воздуха в легкие.
— Вот как! Значит, по-твоему, все дело в том, что я недостаточно проявляю инициативу? А если я не хочу? Я, конечно, могу иногда завестись, но сам по себе секс мне неинтересен. Зато ты у нас всегда готов — потискал для виду да и трахнул, и я теку. Твоей спермой — и только. А так — пожалуйста, если тебе так хочется, я буду сверху, буду руководить. Давай будем меняться — неделю ты, неделю я.
— Сверху она будет! — возмутился Йоуни. — Какая же ты все-таки дура! Неужели ты вообще ни хрена не понимаешь? Неужели тебе даже в голову не приходит, что ты страшно обижаешь меня, когда говоришь, что ни капельки меня не хочешь?!
Я плачу.
— И вой твой здесь ни хрена не поможет, только хуже будет.