— Думаю, каждый должен сам найти способ открыть в себе женщину, — высокопарно заметила Ирена.
— Открыть в себе женщину! — язвительно засмеялась я. — Ты это явно где-то вычитала. Терпеть не могу таких фраз. Пустые слова.
Ирена пожала плечами:
— И тем не менее…
Я задумалась.
— Ты правда веришь, что секс с одним и тем же человеком не может продолжаться вечно? — спросила я.
— Правда, — ответила Ирена.
— А у тебя после развода были какие-нибудь серьезные отношения?
Ирена обиженно посмотрела на меня:
— Конечно были.
— И сколько они продолжались? Год? Или два?
— Ну, почти год.
— Понятно.
В общем, Ирена была не лучшим специалистом по этим вопросам. Мне следовало обратиться к какой-нибудь зрелой женщине с богатым жизненным опытом. Или пойти к врачу.
— Да не драматизируй ты, — важно сказала Ирена. — Все со временем устаканится…
Устаканится. Мне вдруг стало тошно от этого ее вечного пофигизма. По-моему, я оказалась даже большим моралистом, чем предполагала. Мне чертовски захотелось уйти. Я столько всего наговорила, что голова у меня просто раскалывалась. Ирена снова прикурила сигарету и, к моему облегчению, сменила тему.
— Кстати, о птичках, — сказала она. — Ты не одолжишь мне сотню до завтра?
16
Мужчина стоит у дивана, подняв руку. В руке он держит цепь. В углу дивана скрючилась женщина.
Она голая. Ее кожа покрыта мурашками, соски стоят торчком от страха. Цепь разрезает воздух и попадает в цель — десять лязгающих железных колец впиваются в кожу.
Женщина стискивает зубы и хватается за подлокотник. Из ее плотно сжатых губ доносится приглушенный крик и тут же смолкает. Бархатные борозды дивана наполняются кровью. Глаза мужчины белеют от ярости. Рука поднимается, медленно-медленно, и застывает в воздухе.
Я кричу. Комната кружится у меня перед глазами, словно карусель. Солнце поднимается над кронами деревьев, в окне видна слабая полоска света.
Я скидываю одеяло в ноги и кладу руки на дрожащий живот. У меня внутри болотная трясина, в которой клокочет мутная жижа.
И снова рука поднимается и на мгновение замирает в воздухе перед тем, как опуститься для удара. Открываю глаза. Я лежу на спине и заставляю себя окончательно проснуться. Проснувшись, плачу в голос.
Вынимаю из шкафа сложенную газету.
Зверское убийство в Эспоо… 36-летний мужчина до смерти избил свою гражданскую жену собачьей цепью в ночь с понедельника на вторник… «Я хотел только немного ее вразумить», — заявил мужчина в оправдание.
На развороте изображены две фигуры: мужчина, стоящий перед диваном с поднятой рукой, и женщина, забившаяся в угол дивана.
«Я послал ее за бутылкой к соседям… а она не пошла… тогда я приказал ей раздеться и достать собачью цепь из шкафа… она вначале стояла на диване, а потом забилась в угол… я велел ей кусать подушку, чтобы крик не был слышен в подъезде… потом отправил ее в душ смыть кровь и сам пошел вслед за ней… мы, как водится, занялись любовью… я не заметил ничего необычного, разве что губы у Лэйлы были холодные, когда я ее целовал… а утром я нашел ее мертвой у двери в ванную».
Комкаю газету и выбрасываю ее в мусорную корзину. На первом этаже бьют часы. Я забираюсь в кровать и прижимаю ладони к груди. Меня мутит.
Я вижу женщину за несколько секунд до того, как все началось.
Она знает, что должно произойти. Сердце стучит под тонкой тканью одежды. Мужчина вышагивает вдоль стены, не сводя с нее глаз. На столе недопитая бутылка вина. Тишина сгущается, каменеет, заполняет всю комнату.
Мужчина приказывает ей встать и идти к шкафу. Она сразу же подчиняется и идет, опустив голову, с дрожащей улыбкой на губах. Она возвращается и протягивает цепь, потом медленно раздевается, словно это некий священный ритуал.
17
Включаю погромче радиоприемник на стене в раздевалке. Идет передача про семейные отношения.
— Ристо, позвольте спросить, на каком этапе психотерапии вы пришли к выводу, что ваш брак больше не спасти? — вопрошает женский голос из рекламы памперсов.
— Ну, в общем, я это понял, когда психотерапевт спросила у Марьи-Лиисы, в смысле, у моей бывшей жены, что она обо мне думает — ну, как о человеке. Марья-Лииса сказала, что ее раздражает, когда я прихожу с работы и сразу сажусь пить кофе и крошу булку на стол. Тут-то я и понял, что ничего у нас больше не получится…
В раздевалку вбежала Марита. Она швырнула фартук в угол и распустила волосы.
— Слушай, не можешь меня завтра подменить?