— О чем это вы? — спросил Чарторыйский.
Слава богу, настрой на веселый лад у него пропал. Я хотел пересказать все с начала, но Новосильцев и тут перехватил инициативу. Он в двух словах поведал князю Адаму о моих злоключениях, да так, что под конец я и сам едва сдержался от смеха. Но к моему удовольствию Чарторыйский взволновался не на шутку.
— Кто бы это мог быть? — призадумался он. — Кого из прежних вельмож Александр может призвать?
— Они называли его Длинным, — подсказал я.
— Пален или Беннигсен, — ломал голову князь Адам. — И встречался Александр с ним, выходит, не посоветовавшись с нами…
— Потому что мы медлим, слишком медлим! — воскликнул я. — А императору нужен результат. Больше года прошло, только говорим, воздух сотрясаем! А что сделали? Коллегии упразднили! Либеральные преобразования, называется!
— Тебя, брат Воленс-Ноленс, не поймешь, — развел руками Новосильцев. — То ты на Поло нападаешь — не нравится тебе, что он служить пошел, то гневаешься, что сделано мало!
— Так ведь смотря как делать! Вы же сами провозгласили: «Ничего для себя — ни наград, ни привилегий!»
— Хороша привилегия! — воскликнул Николай Николаевич.
Вошел лакей с подносом, расставил три чашечки кофия и хотел удалиться, но Новосильцев удержал его:
— Савелий, стой тут с кофейником и подливай кофия графу Воленскому, как только заметишь, что его чашечка наполовину опустела.
Лакей поклонился и встал за моим креслом. Я пропустил колкости Новосильцева по поводу кофейных чашечек мимо ушей и продолжил:
— Невозможно заниматься преобразованиями, будучи частью системы.
— Воленс-Ноленс отчасти прав, — вступился за меня князь Чарторыйский. — Действительность сломает железной пятой. Именно потому и государь, будучи верен в душе передовым идеям, на деле ищет компромиссы со старыми сановниками.
— Почему же — отчасти?! — воскликнул я. — Вы же сами говорите: действительность сломает железной пятой!
— Потому что с другой стороны есть риск всю жизнь простоять на обочине истории эдаким фрондером, — ответил князь Адам.
Я сделал маленький глоток кофия и поднял чашечку к горящим свечам. Огонь просвечивал через нежный фарфор, изображенные в китайском стиле павлин и алые розы играли волшебными красками.
— Это веджвуд, — ревнивым голосом обронил Новосильцев.
— Вижу. — Я поставил чашечку на столик, лакей подлил кофия, я взглянул на князя Чарторыйского и с воодушевлением продолжил: — Я не предлагаю сидеть на обочине. И, по-моему, представился подходящий случай проявить себя. Давайте произведем расследование, выясним, что это был за генерал! — Я повернулся к Новосильцеву. — Вы доложите государю. Царь накажет его за произвол…
— Что мы доложим? — Новосильцев перебил меня с нотками раздражения в голосе. — И не нужно никакого розыска! С генералом и так все понятно. Кстати, а он-то что делал на черной лестнице?!
— Вот и я его спросил об этом! — обрадовался я. — Собственно, из-за моего вопроса и случилась потасовка. Думаю, старый ретроград вздумал волочиться за княжной!
— Ох, уж эта Нарышкина, — вздохнул Николай Николаевич.
— Выгнала нас обоих, — сообщил я.
— И правильно сделала!
— В разгар потасовки вышла на лестницу. Незнакомец кричал, что я вор, и требовал позвать людей! А она велела убираться обоим!
— Княжна Нарышкина дошла до того, что встречает кавалеров на черной лестнице, — брезгливо хмыкнул князь Адам.
— Генерал этот негодяй! Я спас его от разбойника! — вставил я.
Чарторыйский хлопнул себя по коленям от удивления. Новосильцев поднял палец: мол, об этом-то и запамятовали.
— Да! Братец, ты говорил, что спас этого генерала! Честно говоря, с тобою выходит совершеннейшая путаница!
— Никакой путаницы, — проворчал я. — Генерал пошел первым, а я задержался из желания досадить ему. Пусть, решил я, уйдет и мучается ревностью, пусть думает, что княжна все же пустила меня!
— Господи! — всплеснул руками Николай Николаевич. — Порою мне кажется, что слушаю юнца из кадетского корпуса!
— Так вот, — продолжил я, не обращая внимания на обидные выпады Новосильцева. — Генерал спустился вниз, хлопнула дверь, я подумал, что он вышел. Но оказалось, это кто-то еще вошел и сразу же напал на генерала. Неизвестный с сильным акцентом потребовал отдать то, что генералу передала Коломбина…