— Да они везде! Ну что ты услышал, приведи пример?
— Кабанчика там собирались зажарить на свадебку.
— Вот и отлично! Тем самым отвергается ничтожная придирчивость иудеев, которые не едят свинину, гнушаясь тем, что сотворено на потребу человека.
— Ну уж… — Феликс все же сомневался.
— Ладно, это мелочь, про иудеев и кабанчиков. Ты же знаешь сюжет «Суеверного»?
— Да, со слов друга, Мутиллия.
— И о чем комедия?
А маски, развешенные по стенам, все улыбались — алчно и строго. Там, на проскениуме, для зрителей они щерились нарочитой улыбкой, что называется — рот до ушей. А сейчас, в смутном колебании теней, хищно разевали пасти.
— Мне кажется, об этом лучше расскажешь ты, — чуть погодя ответил Феликс.
— Прекрасно, — Аристарх был явно доволен, — первый шаг к мудрости — отказ от привычных ответов. И ты его сделал. Осталось пройти посвящение в таинства, но это долгий сложный путь…
— Отчего бы не начать его сейчас? — простодушно спросил Феликс. Нет, ему явно повезло с этим человеком, который готов был дать ему куда больше, чем Феликс просил или ожидал.
— И в самом деле, — согласился тот, — только придется отодвинуть внешнее и заглянуть вглубь. Комедия Менандра — такой же намек на таинства, как и эти сказания древнего Израиля, которые иудеи присвоили себе, вообразив, будто им открыт их смысл, и даже что открыт он только им.
— Ты равняешь Менандра с Законом и пророками?
— Я равняю знаки со знаками, а невежество с невежеством. Не будем переходить на личности, но и среди следующих за Иисусом немало таких, кто выдумал, будто всё знает и ничему не должен уже учиться. Кто не видит, что и повествование Евангелия — лишь знак, а не самая суть.
— Ну уж… Бывает, конечно, и у нас невежество, но…
— Евангелие — знак. Знак, указующий на Бога, а не само Божество, не так ли? Письменное или устное слово никогда не выражает всей полноты бытия, согласен? Но оно полезно, если ведет нас к Истине. Вот так и с «Суеверным» Менандра. У Истины уровней много, на внешнем — это просто комедия про суеверного человека, который придает значение всякому чиху и не хочет задуматься о вещах действительно важных. Полезно такого высмеять и обличить. Не так ли?
— Именно так.
— Но на уровне более глубоком… Итак, есть у нас этот суеверец Демарх, его прекрасная дочь Софана, влюбленный в нее юноша Херей и мудрый советчик Лахет. А, ну и соперник Херея Никандр, неудачливый, конечно. И еще два раба, кто же будем им всем там стряпать, убирать и в делах любовных помогать. Вот и всё, и вполне достаточно для комедии. Обычной комедии про влюбленного, где он при помощи соседа и рабов обманывает строгого и глупого отца своей возлюбленной. А на самом деле… — Аристарх взял в руку одну из масок, мужскую, достаточно спокойную. Сразу видно, что носил ее положительный герой. — Тут всё открывают имена, разве это не ясно? От какого слова, к примеру, происходит имя Лахет?
— Видимо, от λαχεῖν, «получать в удел от судьбы», не так ли? Или даже напрямую от имени одной из Мойр — Лахесы, которая определяет судьбу человека.
— Видишь, как просто! Итак, Лахет — необоримая судьба, рок, с которым бессмысленно спорить, но если внять его указаниям, он подскажет тебе верную дорогу. Так и поступай.
— А как же им внять?
— На то и таинства, чтобы приоткрыть веления рока! Идем дальше. Софана?
— Несомненно, Мудрая. Необычное имя для девушки из комедии.
— Конечно. Потому что имя совсем не из комедии, оно только немного изменено. Это София, великая и прекрасная Премудрость, которую так трудно обрести в этом мире.
— И поэтому к ней так стремится Херей? Его имя, безусловно, связано со словами χαίρειν «радоваться» и χάρις «благодать». Кто обрел благодать, обрел премудрость и повод для радости, не так ли? — Феликсу начинала нравиться эта игра, подобная игре теней на поверхности масок. Да игра ли то была?
— Для душевных людей такое объяснение подойдет. Но человек духовный может взглянуть глубже. Попробуешь?
— Даже не догадываюсь, Аристарх.
— Всего две буквы, две согласных буквы, Х и Р. Кого они обозначают?
— Ты намекаешь…
— Нет, это ты начинаешь познавать.
— Но не Христос же, в конце концов!
— Почему же не Он?
— Да потому что… ну сам посуди, в этой комедии Херей уже был… уже был близок с Софией! То есть с Софаной!
— И что? Тебя удивляет, что Христос прежде сотворения мира был причастен Высшей Премудрости?
— Но не…
— Что не? Комедия — череда масок, вроде той, что у меня в руках.
А в руках у него — уже совсем другая маска, пылкого юноши, героя-любовника.
— Тайна этой предвечной близости Христа и Софии — отчего бы не передать ее через маску рассказа о соитии? Тем более что самого соития не сцене нет даже и в помине.