И вдруг это произошло. Не так далеко отсюда, в соседней деревне, жили двое крестьян, муж и жена, оба немолодые. Они были не из местных. Говорят, прибыли сюда из долины той же дорогой, которой пришли и вы с тем молодым господином, – хозяин махнул рукой в сторону лестницы, по которой поднялся Дуглас. – Никто толком ничего о них не знал. Просто муж и жена, без детей. У них было много денег. Они купили себе дом и землю и начали хозяйничать. Соседи их недолюбливали, но этому не следует придавать слишком много значения. Как ты знаешь, люди вообще недолюбливают чужаков, даже если эти чужаки и прибыли всего-навсего из соседней долины. Завистники у них тоже водились, этого не отнимешь, но, опять-таки, завидовать чужому благосостоянию – одно, а убивать того, кому позавидовал, – совершенно другое…
– Так тех двоих убили? – спросил Конан. Хозяин кивнул.
– Это случилось года через два после того, как они приехали. Никто ничего не видел. Просто в один прекрасный день обоих обнаружили мертвыми.
– Глубокая рана на затылке, нанесенная длинной иглой? – быстро спросил Конан.
Хозяин с печальным видом кивнул.
– Именно так. И тогда возобновились разговоры о Бааван. Это ее излюбленный способ убивать. Так повествовалось во всех легендах о ней.
Люди боялись выходить из домов с наступлением темноты. Запирали на засовы ворота, закладывали ставни. Сидели, спрятавшись за стенами своих домов, и дрожали. Но время шло и, как ты понимаешь, людям надоело бояться. Тем более что убийства больше не повторялись. Бааван не возвращалась.
Постепенно мы поверили в то, что она ушла – или впала в спячку, как считали некоторые. Конечно, мы понимали, что она может опять пробудиться и вновь напасть на кого-то из нас, но так уж устроен человек: в одних случаях трусливый, в других он безрассуден и предпочитает не обращать внимания на возможную опасность.
– Ты прав, – кивнул Конан. – Полагаю, мне следует быть более осмотрительным.
– Берегись, – предупредил хозяин, – ты направляешься как раз в сторону той деревни, где Бааван объявилась впервые.
– Поверь мне, я буду очень внимателен ко всему, что встречу на пути подозрительного, – заверил его Конан. – Если мне удастся напасть на след Бааван, я уничтожу чудовище и привезу сюда его голову, чтобы избавить здешних жителей от страха. К тому же у меня имеются собственные причины отомстить этой гадине, ведь она зарезала ту славную девчонку, с которой я хотел провести ночь!
Молодой Дуглас заставил Конана несколько раз повторить рассказ о Бааван.
И с каждым разом юный граф делался все более мрачным.
– У меня складывается такое ощущение, будто кое-что из рассказанного тобой я нынче ночью видел во сне, – признался он. – А некоторые вещи я и вовсе знал заранее – прежде, чем ты о них заговорил. Я не могу вспомнить, кто и когда рассказывал мне о них. Просто я знал их всегда – и никому этого не открывал.
Конан кивнул.
– Такое случается.
– Помнишь, я говорил тебе о том, что не могу больше сидеть взаперти в отцовском замке? – продолжал Дуглас. – Какая-то сила звала меня выйти наружу и увидеть великий мир. Но чем дальше я путешествую, тем более тесным кажется мне мир, который нас окружает. Как будто все предопределено здесь заранее. Как будто кем-то уже решено, что я не увижу ничего, кроме этих равнин и долин, кроме тех гор, что начинают подниматься на горизонте… А те волшебные страны, где живут черные люди, а сочная зелень растений сплетается в воздухе и цветы вырастают размером с большие блюда, – тех стран не существует вовсе…
– Они существуют и, если ты не будешь малодушничать, Дуглас, ты увидишь и их, – заверил своего спутника Конан.
Однако Дуглас лишь безнадежно качал головой.
– Для меня нет никакой надежды. Я обречен холить по короткой дороге, которую протоптали для меня другие…
– Вероятно, поэтому тебя и не любят женщины, – заявил Конан. – Какой охота проводить время с мужчиной, который только и делает, что жалуется на судьбу! Будь ты хромым и горбатым, больным или бедным, тебя еще можно было бы понять. Но ты – молодой красавец, ты знатен, у тебя богатый отец, рано или поздно ты сам сделаешься хозяином великолепного замка. Твое настроение попросту оскорбительно для тех, у кого нет и малой толики твоей удачи!
– В том-то и дело, что нет у меня никакой удачи! – воскликнул Дуглас и с отчаянием ударил себя кулаком по бедру. – Я не в силах объяснить этого даже тебе. Какое-то темное несчастье окутывает мою судьбу. Если бы я мог разрушить чары…
– Только не говори мне, что ты заколдован, – сказал Конан, которого неожиданно стали нервировать эти мутные намеки.
– Нет, это не колдовство… Я унаследовал мою судьбу вместе с кровью. Я ведь так и не узнал от отца, кем была моя мать!
– Неужели? Но как такое возможно? – Конан удивленно уставился на своего спутника.
Дуглас пожал плечами.
– В детстве многие вещи воспринимаются как должное. Если отец ничего не рассказывает о матери, стало быть, это правильно. Если тебя с самых ранних лет мучают кошмары – стало быть, такое бывает со всеми и нужно просто потерпеть, подождать, пока сои станет более спокойным… Я ведь только недавно вышел из возраста, когда не задают вопросов. И так и не успел добиться, чтобы мне ответили на все, что меня интересует. Отчасти поэтому я и уехал.
Конан отметил про себя любопытную деталь. Юноша постоянно пытался найти объяснение своему стремлению покинуть отцовский замок. Как будто одного только желания повидать мир и поучаствовать в каком-нибудь приключении было недостаточно.
День за днем путники продвигались все ближе к горам. Торопиться им было некуда, считал Конан. Имело смысл внимательно осматриваться по сторонам и прислушиваться к разговорам местных крестьян и пастухов.
Признаков близости Бааван больше они не встречали. Кем бы ни было это чудовище, оно вновь затаилось. Конан начал уже не без разочарования думать о том, что оно может и вовсе не высунуться больше из норы, а это уничтожало всякую надежду обнаружить монстра и убить его.
Однако память о злодеяниях чудовища жила среди местного люда. И чем дальше на север продвигались двое путников, тем чаще слышали они о всяких чудесных и жутких тварях, обитающих по соседству с людьми. По мнению некоторых добросердечных и словоохотливых хозяек, все холмы и озера были здесь густо заселены волшебным народцем. Конан с молодым Дугласом узнали множество историй о русалках и ведьмах, о лесной деве и карликах, что прячутся под опавшей листвой.
Hи Дуглас, ни Конан не задавали вопросов. Об этом они условились вскоре после того, как побывали в деревне, где почти двадцать лет назад погибли первые жертвы Бааван, пожилые супруги-крестьяне. Путешественники увидели пустырь, густо заросший сорной травой и колючим кустарником: дом погибших никто не решился ни купить, ни занять; оттуда даже не взяли вещей или строительного материала, и постепенно, с годами, все разрушилось и ушло под землю.
Вид этой бесплодной, угрюмой пустоши произвел на Дугласа поразительное впечатление. юноша замкнулся в себе и молчал несколько дней. Казалось, он не в силах проронить ни слова. Конан не тормошил его, не заставлял высказываться. Такие вещи, как по собственному опыту знал киммериец, должны пройти у человека сами собой. И как правило так оно и происходит.
– Мы не будем наталкивать окружающих на мысль о Бааван, – предложил Конан, когда Дуглас наконец пришел в себя после увиденного на постоялом дворе, где погибли женщины, и в деревне. – Насколько я знаю простолюдинов, при виде господ, у которых в кошельке позвякивают монеты, эти милые поселяне готовы сообщить им что угодно, лишь бы разжиться денежкой. Спросишь их про Бааван – они, даже если в жизни своей о таком чудище не слышали; – тотчас начнут рассказывать о Бааван, да еще со всякими подробностями! В изобретательности деревенским краснобаям не откажешь.
– А ты дурного мнения о крестьянах, – заметил Дуглас.