— Чую, рыбой жареной пахнет!
Все то время, пока они говорили, Симан настраивал лютню. Меж тем ночь окутала все своим черным покрывалом, и в темноте стал виден горящий неподалеку костер и поднимающийся над ним дым. Вдруг Симан выронил лютню и закричал:
— Ах, я же совсем забыл про рыбу!
Ему понадобился светильник, и он бросился к вделанной в стене подставке. Поправив фитиль пальцем, Симан принялся разжигать светильник. Для этого он схватил кресало, положил на кремень трут и ударил по нему стальным кресалом. Брызнула искра, и трут загорелся. Виноторговец поднес к нему спичку с серной головкой, которая тут же вспыхнула, и с ее помощью зажег светильник.
Пока Симан был занят высеканием огня, бродяга устремился к костру и, не обращая внимания на огонь, подхватил рыбину. Так же бегом он вернулся к солдату, положил рыбу на лепешку, сам уселся и закричал хозяину:
— Ну-ка, неси две чаши кутраббульского!
— Нет у меня такого вина, — мрачно отозвался Симан, — но я напою вас настойкой из изюма на меду.
Он принес настойки и подал им, стараясь держаться приветливо и услужливо, а в душе моля всевышнего поскорее избавить его от этих гостей.
А бродяга с солдатом лишь беззаботно попивали вино, посмеивались и никуда, по-видимому, не спешили, так что Симану ничего не оставалось как присоединиться к их веселой компании.
Глава 3. Богослов Садун и аль-Хариш
Они все так же смеялись и шумели, когда вдруг услышали голос какого-то человека, выкрикивающего:
— Свежая рыба! Отборная! Отдаю по дешевке!
Так кричали разносчики в те времена. Бродяга вскочил со слогами:
— Ну, вот и выпал счастливый случай рассчитаться с тобой, хозяин Симан!
Он достал из торбы камень, вложил его в пращу и вышел из лавки, на ходу крикнув Симану:
— Поспеши-ка за мной, будешь подбирать рыбу!
Симан решил, что бродяга сейчас убьет беднягу торговца. Движимый жалостью, он бросился следом и успел схватить своего гостя за руку, помешав ему метнуть камень. Затем Симан бросил взгляд на разносчика, шедшего по дороге. Ему с трудом удалось разглядеть того в сгустившейся темноте. Заметно было только, что разносчик — человек бедный: ноги — босые, руки — голые, тело едва прикрыто рваной одеждой, на голове чалма, а на ней соломенная плетенка с поблескивавшей в темноте рыбой.
Бродяга скинул с себя руку Симана.
— Не мешай мне, — сказал он, — я тебе за одну рыбу две верну.
— Пожалей ты этого несчастного, не убивай его, — взмолился Симан, — а мне ничего не нужно!
— Не бойся, — рассмеялся оборванец, — я только рыбу камнем собью, а человека и плетенку даже не задену, сам увидишь.
Раскрутив пращу, он метнул камень, который попал точно в товар, лежавший поверх чалмы торговца; несколько рыбин упало, но торговец продолжал свой путь, ничего не подозревая, — в самом деле, бродяги были весьма искусны в метании камней.
В руке у торговца рыбой была лепешка, и бродяга предложил Симану:
— Хочешь, я выбью у него и эту лепешку?
Слова его случайно достигли ушей разносчика, и он обернулся. Ужас отобразился на его лице при виде бродяги с пращой, и, бросив лепешку на землю, с криком: «Возьми ее, только меня не трогай», он пустился бежать со всех ног. Бродяга, громко хохоча, бросился за ним и вскоре воротился с двумя рыбами и лепешкой. Дивясь про себя такой ловкости, Симан взял рыбу и понес к огню — жарить, вновь моля господа поскорее избавить его от столь опасных посетителей.
И вдруг всевышний словно внял его мольбе: не прошло и минуты, как послышался стук подков и звон упряжи — звуки, внезапно оборвавшиеся у садовых ворот.
Разговор смолк, бродяга и солдат застыли в напряженном молчании. Симан повернулся к воротам и сквозь густую пелену разъедавшего глаза дыма увидел высокого, чуть сутуловатого человека, облик которого внушал глубокое почтение. Голова вновь прибывшего была повязана большой черной чалмой, наполовину скрывавшей его высокий лоб; джубба[22] цвета меда была стянута широким поясом — подобные одеяния носили в те времена иноверцы, находившиеся под покровительством мусульман, — у пояса висели калам и серебряная чернильница[23]. Худощавое лицо незнакомца отличалось тонкостью черт, кожа плотно обтягивала выступавшие скулы, в черных блестящих глазах светился недюжинный ум; у него был крупный, слегка изогнутый нос и густая, начинавшаяся прямо от висков, борода, в которой уже поблескивала седина. Человек этот вошел в сад, правой рукой опираясь на посох, а локтем левой придерживая какой-то предмет, спрятанный под джуббой.
22