— Вот богослов Садун, который прибыл со мною.
Ибн Махан снова улыбнулся, расчесывая кончиками пальцев крашеную бороду, но с места не двинулся и только процедил:
— Добро пожаловать, всеведущий прорицатель!
Он подал им знак сесть и вновь повернулся к начальнику почтового ведомства.
— Я крайне жаждал узнать новость, которую ты мне поведал. Я даже пожелал прибегнуть к помощи этого ясновидца. Но сейчас необходимость в том отпала, — он сглотнул слюну и устроился поудобнее на подушке. — Однако я рад познакомиться с тобой, богослов. Возможно, ты понадобишься мне в другой раз.
Аль-Хариш смекнул: Ибн Махан был уверен, что новость больше никому не известна. Он бросил на Садуна взгляд, значение которого тот сразу же понял. В одном мнимый богослов был уверен полностью: тайны, которой владел он, никто в Багдаде знать не мог. Он бросил на аль-Хариша ответный взгляд, улыбнулся и слегка пожал плечами.
— Я вижу, начальник тайной службы сейчас занят беседой с начальником почтового ведомства и господином нашим Ибн аль-Фадлем, — обратился аль-Хариш к Ибн Махану. — Боюсь, мы явились некстати.
— Что ж, прорицателями тоже не стоит пренебрегать в таких случаях! — рассмеялся Ибн Махан, и что-то похожее на интерес блеснуло в его глазах. — Особенно, если их предсказания соответствуют истине. Ну, богослов, известно ли тебе событие, которое взволновало нас?
— Возможно, что и известно, — ответил Садун как можно более непринужденно.
— Новость, о которой вы здесь шепчетесь, — вмешался аль-Хариш, — он знал много часов тому назад!
— Что же это за новость? — притворился непонимающим Ибн Махан.
Аль-Хариш взглянул на Сельмана, и тот понял, что час его пробил.
— Смерть ар-Рашида для меня не новость, — сказал он спокойно. — Мне показалось, что я могу узнать еще кое-что, и я сегодня вечером занялся магией… Но возможно ли случиться такому, что мне открылось?
Глава 22. Замешательство Ибн Махана
Ибн Махан вздрогнул от неожиданности и уставился на начальника почтового ведомства, словно ожидая, что тот разделит его недоумение. Но тут вступил в разговор Ибн аль-Фадль:
— Ты знаешь о чем-то еще, кроме смерти ар-Рашида?
— Халиф, да будет милостив к нему всевышний, — степенно ответил Садун, — был нездоров еще до отъезда в Хорасан, и все мы могли предвидеть его кончину. Но магия открыла мне другое… Я бы поведал это вам, но лишь при том условии, что вы обещаете не рассказывать господину нашему аль-Амину, — пусть узнает сам, но не от меня.
Понятно, мнимый богослов вовсе не имел в виду того, что говорил: поставленное условие должно было расшевелить любопытство присутствующих, это была обычная уловка хитреца. Ведь если говорить о своем желании сохранить тайну (боже упаси, кто узнает!), то можно быть уверенным, что всякий узнавший сообщит об этом (конечно же, по секрету!) всем, кому может, расписав заодно и скромность такого человека.
Так оно и вышло: Ибн аль-Фадль, услышав просьбу Садуна, тут же загорелся желанием немедленно проникнуть в тайну.
— Если ты знаешь что-то стоящее, — заговорил этот красавец, — то в твоих же интересах довести сию новость до господина нашего аль-Амина и тем снискать его милость. Но известие это в самом деле важное?
— Тайна, которая мне открылась, имеет к господину Ибн аль-Фадлю касательство большее, чем ко всем присутствующим, — многозначительно заметил Садун.
Сын визиря, сам того не замечая, подвинулся ближе к говорящему.
— Что такое?.. И почему это должно касаться Ибн аль-Фадля в особенности? — забеспокоился он, не предполагая, что богослов может знать его в лицо.
— Тайна сия затрагивает Ибн аль-Фадля, поскольку связана с его отцом… то бишь, с твоим отцом…
То, что прорицатель знает его, не слишком удивило молодого повесу, — сейчас им целиком владело желание выведать секрет. Он посмотрел на Ибн Махана, прося у того помощи.
— Твои слова очень многозначительны, — сказал Ибн Махан. — Откройся нам, а там посмотрим. Я обещаю тебе милость нашего повелителя, если ты ее заслужишь.
— Ты, верно, хотел сказать «эмира верующих»? О, милость его — огромное счастье! Ведь все мы — его рабы!
— Почему ты называешь его эмиром верующих? — удивился Ибн Махан. — Ведь пока аль-Амин не более, чем первый престолонаследник! Пусть ар-Рашид и скончался, но станет ли аль-Амин халифом — еще вопрос.
— Он — уже халиф. Он и только он один. Все решено!..
Ибн Махан понял: вот она, новость!
— Он — халиф! Как это произошло?
— Это произошло, — тут ясновидец направил указующий перст на Ибн аль-Фадля, — стараниями господина нашего визиря, его отца!