Зейнаб подбежала к дяде и с плачем бросилась к нему на грудь. Он крепко обнял ее и поцеловал.
— Что с тобой стряслось, моя девочка?
Зейнаб сразу же уловила запах вина, исходивший от халифа, и с удивлением стала озираться по сторонам.
— Да что же с тобой, дорогая Хабиба? Что привело тебя ко мне? — спросил аль-Амин, стараясь предупредить ее расспросы. — Почему ты не на женской половине?
— Я уже была там, но мне захотелось повидаться с тобой. Я не знала, что ты обедаешь в такой час.
Аль-Амин обрадовался тому, что она приняла эту пирушку за обычную трапезу.
— У тебя ко мне какое-нибудь дело?
— Да, я пришла по делу, и очень важному. А где Дананир? — и Зейнаб повернулась к дверям. — Она тебе все расскажет.
Аль-Амин смотрел на нее и терялся в догадках. Что же все-таки заставило Зейнаб прийти к нему? Маловероятно, чтобы до нее дошли какие-либо подробности о его кознях по отношению к ее отцу.
— Воспитательница сопровождала тебя?
— Да… Но она не хотела, чтобы я без спросу шла к тебе, и осталась на женской половине.
Она еще раз окинула взором всю залу и искренне изумилась:
— Дядюшка, я вижу, что все эти блюда и напитки на твоем столе совсем не такие, что подаются в нашем доме.
Хотя эти слова были сказаны без всякой задней мысли, самолюбие аль-Амина было задето, потому что в них содержался явный укор.
— Просто сегодня вечером ко мне пришли гости, — попытался он оправдаться. — Давай-ка лучше перейдем на женскую половину.
Эмиру верующих не терпелось оставить приемную залу, чтобы более не выслушивать подобных замечаний. Он поднялся, взял девочку за руку и провел ее в покой, сплошь устланный коврами и подушками, на женской половине дворца. Здесь не было ни души. Аль-Амин усадил Зейнаб напротив себя, затем хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему слуге:
— Позови сюда воспитательницу Дананир, — ему хотелось как можно скорее узнать подробности столь неожиданного прихода Зейнаб.
Вскоре появилась Дананир. На ней было покрывало, скрывавшее ее с головы до ног. Потупив взор, она приблизилась к аль-Амину, чтобы поцеловать ему руку, а затем почтительно отступила.
— Дананир, расскажи мне, что привело вас во дворец?
— Я очень сожалею, что мы потревожили эмира верующих и испортили ему сегодняшний вечер, но моя госпожа Умм Хабиба хотела прийти непременно сегодня, и я никак не могла ей помешать.
— Так… далее!
— Разве эмир верующих не посылал во дворец гонца за нашей гостьей?
— Какую гостью ты имеешь в виду?
— Нашу гостью Маймуну.
— Я ничего не понимаю. Выражайся яснее!
Теперь Дананир убедилась, что приезд гонца и арест Маймуны дело рук лишь одного визиря аль-Фадля.
— Несколько дней тому назад у нас остановилась незнакомая девушка по имени Маймуна. Моя госпожа, Зейнаб, подружилась с нею и полюбила ее. Но вот сегодня ко мне приходит письмо от визиря аль-Фадля, в котором от имени эмира верующих мне приказывают отправить девушку в халифский дворец. Я не отпустила Маймуну, считая, что она наша гостья и может пользоваться правом покровительства. Тогда пришли солдаты и схватили ее. Когда моя госпожа увидела, что Маймуну уводят силой, то пошла вместе с ней из-за того, что эта девушка очень ей полюбилась. Я не могла оставить мою госпожу одну и тоже пришла во дворец.
Дананир умолкла, а аль-Амина охватила ярость из-за того, что аль-Фадль воспользовался его именем, не спросив на то разрешения. Но он сдержал себя.
— А кто такая Маймуна? Моя вольноотпущенница?
— Она — несчастная сирота, не имеющая ни крова над головой, ни покровителя. А таких девушек во дворце эмира верующих десятки и сотни.
— Где же она сейчас?
— Она здесь, во дворце, мой повелитель.
— Приведи эту девушку ко мне. Я хочу взглянуть на нее.
Когда Дананир скрылась в дверях, аль-Амин, стремясь выказать свою любовь, обнял Зейнаб и проговорил с укоризной:
— И стоило тебе так утруждать себя из-за какой-то чужой девушки?
— Дядюшка, я люблю ее. Она такая славная, ласковая. Ты сейчас сам увидишь, что я права. Я просила солдат, чтобы они оставили ее у нас, но они не захотели. Позволь ей вернуться ко мне.
Непосредственность Зейнаб и ее пылкая, искренняя речь возымели свое действие.
— Я исполню твою просьбу, — успокоил девочку аль-Амин, — и пусть сердце твое возрадуется.